Из кухни снова вышла прислужница и поставила на стойку перед Таво тарелку с едой. Она повернулась, наградила мужчину загадочным взглядом и снова исчезла.

Taвo начал есть.

– Вы говорили с ней?

Здоровяк пожал плечами.

– Нет, зачем? Ни с кем из них не говорил. Просто мимо прошел. Я запомнил девушку из-за ее волос. Необычные. Такие волосы нечасто встретишь.

– Или никогда! – крикнул кто-то позади них, после чего раздался взрыв смеха.

– Заткнись! – сердито рыкнул здоровяк и обернулся, как будто пытаясь разглядеть тех, кто смеялся над ним. – Вы не знаете, что я видел, а чего не видел, так что придержите языки!

Таво сохранял невозмутимость, хотя он уже понял, что угодил в серьезные неприятности и что этот мужчина солгал ему. В другом конце помещения Малыш Малк, дядя, а также мужчина и женщина, утверждавшие, что Таво приходится им сыном, встали из-за стола и направились к двери. Он хотел крикнуть им, попросить их остаться или даже забрать его с собой. Но они были мертвы, а мертвые не могут помочь живым.

– Так, ладно. – Здоровяк положил руку на плечо юноше и повернул его лицом к себе. – Предположим, я могу помочь тебе разыскать эту девушку. Просто предположим. Но мне придется потратить на поиски некоторое время, а еще кое-какие средства, потому что нам нужно будет отправиться на ее поиски – нам с тобой. Итак, у тебя эти средства есть? Кредиты, чтобы заплатить мне за беспокойство?

Юноша покачал головой и прижался спиной к стойке бара.

– У меня нет денег.

– Как? А чем ты собираешься расплатиться с Харлом – вон он стоит – за еду и питье? Ты ему что, посуду помоешь или пол подметешь?

Таво с трудом сдержался, чтобы не оглянуться.

– Я сделаю все, что должен сделать.

– Ты сделаешь все, что должен сделать… – повторил мужчина, качая головой. – Я в этом не уверен. Я не уверен, что ты вообще сможешь хоть что-нибудь сделать, если не заплатишь мне за беспокойство, за то, что я стою и лясы с тобой точу. Я просто хотел помочь тебе, бедолаге-чужеземцу, а ты отнесся ко мне так, словно я какой-то головорез, словно хочу отобрать у тебя кошелек. Ну а что, если так оно и есть? Неужели ты думаешь, что сможешь как-то помешать мне? Думаешь, это возможно?

Сильные руки схватили Таво со спины, крепко прижали его к стойке. Харл, бармен. Таво сразу понял, что ему не хватит сил, чтобы вырваться из цепкой хватки этих рук. Здоровяк уже подскочил к рюкзаку Таво и принялся возиться с застежками. Другие посетители бара тоже встали со своих мест, чувствуя, что у них есть возможность поучаствовать в дележе добычи.

Они почуяли запах крови.

В руках появились ножи. Со столов слетели мечи. Внезапно воцарившуюся тишину нарушали лишь звуки движений. Таво мельком заметил, как прислужница осторожно выглянула из кухни и снова быстро закрыла дверь, прекрасно зная, что произойдет дальше.

Он услышал, как захлопнулась дверь в таверну. Его родители, дядя и Малыш исчезли.

Он поискал взглядом Флюкена. Ни следа.

– Отпусти меня, – попросил он здоровяка. Он произнес это так тихо, что на мгновение грабитель перестал рыться в рюкзаке и посмотрел на свою жертву: в его взгляде читалась нерешительность. Но злодей быстро пришел в себя.

– Закончу – отпущу.

– Ты уже закончил.

Песня желаний вылетела изо рта Таво раскаленной волной, врезалась в здоровяка и отшвырнула его назад, к товарищам. Затем магия изменила направление, подняла в воздух Харла и с такой силой швырнула его на пол, что голова несчастного лопнула, залив все вокруг потоком крови и мозгов.

Освободившись, Таво повернулся лицом к уцелевшим:

– Вы не заслуживаете жизни, и я не позволю вам жить.

Он скрупулезно преследовал их, уничтожая целыми группами, если они сбивались в кучу, или выслеживал поодиночке, если они пытались сбежать. Песня желаний просто окутывала их коконом там, где находила, а затем разрывала на части. Во все стороны летели кости, внутренности и кровь, и вскоре помещение превратилось в склеп, полный мертвых и умирающих. Не уцелел ни один. Даже те, кто, возможно, думал, что сумеет добраться до безопасного места, воспользовавшись передней или задней дверью, погибли во время попытки спастись. Они плакали и умоляли его остановиться, позволить им жить. Но он был не из тех, кто дарует милость. Его магия была настолько могучей, что само ее применение действовало подобно наркотику, которому Таво не мог противиться. Начав применять магию, он хотел продолжить.

Так он и поступил. По всему залу, в каждом закоулке, под столами и за стойкой бара – везде, где только можно было укрыться, – Таво находил и уничтожал разбойников.

Когда все было кончено и никто больше не дышал и не шевелился, кроме одного, Таво опустился на колени возле здоровяка. В глазах последнего плескался такой страх, такой ужас и сожаление, что Таво испытал неописуемое удовольствие. Он по-доброму улыбнулся мужчине и увидел, как боль исказила черты его лица, прочел в его взгляде понимание обреченности, угасание надежды.

– Не надо было меня трогать, – прошептал Таво.

Затем он направил свою магию к дыхательному горлу здоровяка и стал наблюдать, как тот медленно умирает от удушья.

***

Когда все закончилось, Таво еще долго стоял посреди бойни, запоминая выражение лиц трупов, пытаясь прочитать в их пораженных ужасом взглядах то, о чем они, скорее всего, думали перед концом. Он счел одновременно странным и в некоторой степени логичным, что ему удалось преобразовать свою собственную боль в эту маску боли на лицах погибших. Его вынудили использовать магию для того, чтобы очистить свою боль и справиться с замешательством. Юноша постоянно задавался вопросом, как он получил такую силу. Слухи ходили разные, но ни один из них не объяснял все по-настоящему. Мужчина и женщина, называвшие себя его родителями, никогда не упоминали об этом. Или намеренно скрывали все, что знали. Он хотел узнать правду от Тарши, но Тарша забрала все, что знала, с собой – туда, где он, вероятно, никогда не найдет ответов.

Юноша подошел к стойке бара и снова стал есть. Еда была слишком хороша, чтобы вот так бросить ее. Он ел с жадностью, не обращая внимания на то, что вокруг валялись трупы. Он остановился только тогда, когда заметил, как кухонная дверь приоткрылась и оттуда выглянуло перепуганное лицо прислужницы. Она не смотрела на него, но, на мгновение с ужасом уставившись на открывшуюся ее глазам картину, снова тихо закрыла дверь – вероятно, намереваясь спрятаться или убежать. Таво пожал плечами. Ему было все равно, что она там собиралась сделать. Он не причинит ей вреда. Ведь она его ничем не обидела. Он не причинял боли людям, которые не пытались причинить боль ему.

Или, как Тарша, предать его.

Он закончил есть и допил остатки эля. Затем снял с мертвецов пару почти новых сапог и плащ, взял свой рюкзак и вышел за дверь, в ночь. К своему удивлению, он увидел, что буря с ее ветром и дождем миновала и небо очистилось. Сквозь тонкий слой облаков можно было разглядеть звезды и полумесяц. Былой холод ушел, воздух прогрелся, стал теплым и нежным и дарил ощущение покоя. Таво собирался поспать, но неожиданно обнаружил, что усталость как рукой сняло. Сегодня ночью он будет идти вперед, пока не найдет более приятное место и там поспит.