– Москва не дала бы ей санкции, – заметил Шелленберг уверенно. – Это против всех правил.

– Мне кажется, она действует без всяких санкций, на свой страх и риск, – предположила Маренн. – Чувствует свою вину…

– Странное чувство для разведчика.

– Я считаю, это вполне возможно, – ответила Маренн. – Психологически Эльза очень сложный тип. Бывшая дворянка, но не признанная в своем кругу, на службе у красных не по зову сердца, а от безысходности, так как эмиграция её отвергла. Она наверняка многие годы обвиняла себя в том, что из-за неё бывшая невеста её мужа пыталась покончить с собой, и покончила, как она считала до недавнего времени. Что сам супруг погиб тоже из-за неё. Боюсь, она глубоко несчастлива, её душу разрывают противоречия. И она способна на сильные спонтанные эмоциональные порывы, тем более, что она вполне может себе это позволить, пока пользуется поддержкой лично Сталина. Я хотела просить вашей санкции, штурмбаннфюрер, выйти на контакт с Эльзой. Она же будет искать контакты. Как она узнает, где находится княгиня Ливен? На кого ей опереться? Все сотрудники советских ведомств эвакуированы, она одна, в изоляции. Она будет пытаться как-то найти дорожку, чтобы освободить бывшую преподавательницу. Может быть, ей эту дорожку предложить? – спросила Маренн осторожно. – Не думаю, что в её положении у неё большой выбор вариантов. Она может согласиться, если всё правильно сделать. Она увезёт княгиню Ливен в Швецию. Я только опасаюсь, штурмбаннфюрер, – призналась она, – Росслинг может спугнуть Эльзу, когда узнает о её возвращении.

– Росслинг будет нейтрализован уже сегодня, – уверенно ответил Шелленберг. – Думаю, я сумею убедить рейхсфюрера, что всю ответственность за судьбу княгини Ливен надо возложить на вас. Не думаю, чтобы Гейдрих, узнав все подробности, защищал Росслинга перед рейхсфюрером. Пусть Росслинг пишет рапорт, как он допустил подобное развитие событий, а здесь в Берлине уже решат, что с ним делать дальше. Что касается Эльзы, задержать её невозможно, тем более без особого повода, это прямой вызов Сталину, – продолжил Шелленберг задумчиво. – В нынешних условиях это неприемлемый ход. Да и бессмысленный – что махать руками после драки? Она уже сделала свое дело. Росслинг проиграл. Возвращаться к этой теме – только потерять лицо. Лучше сделать вид, что нас это совершенно не уязвило. Вы правы, фрау Ким, Эльза будет искать контакты. И помощников у неё немного, сейчас, после эвакуации дипкорпуса и всех советских учреждений из Хельсинки, они могут найтись только в рабочих кварталах, среди финских пролетариев, работающих на Москву. Но это не наш профиль, как вы понимаете, фрау Ким, – Шелленберг усмехнулся. – Поэтому сходу подсказать ничего не могу. С пролетариями работает Мюллер, его сфера. Сразу после нашего разговора я свяжусь с ним, он наверняка поделится с нами контактами. Я уверен, у него есть свои люди в этой среде. И мы скоро узнаем, действительно ли Эльза снова объявилась в Хельсинки и что она намерена предпринять. На тот раз я лично буду следить за этим делом, так что прежних ошибок мы не повторим.

– Княжна Шаховская при необходимости согласилась выступить посредником между нами и Эльзой, – сообщила Маренн. – Могу ли я использовать её?

– Это на ваше усмотрение, фрау Ким, – ответил Шелленберг. – Если здоровье позволяет княжне, что ж, я не вижу препятствий, при определённых условиях это может быть полезно. Но не стоит рисковать хрупким здоровьем госпожи Шаховской зря. Хотя не думаю, что Эльза настроена агрессивно. Она действует без всякого прикрытия, вполне возможно, она будет рада такого рода поддержке. Я информирую вас, фрау Ким, в самое ближайшее время, – пообещал Шелленберг. – А теперь, фрейлейн Джилл просила спросить, не хотите ли вы поговорить с ней? Она соскучилась.

– Конечно, мой штурмбаннфюрер, – Маренн искренне обрадовалась, услышав о дочери. – Я не осмелилась обратиться с просьбой. Время дорого.

– Всё в порядке, – успокоил её Шелленберг. – Я переключу вас в приемную.

– Благодарю, штурмбаннфюрер.

* * *

Узкая полоска зеркала, вставленного в створку шкафа, тускло отражала её бледное худое лицо. Светлые волосы гладко зачесаны и собраны в узел на затылке. На худых плечах, как на вешалке, болтается простое коричневое пальто со скромной вышивкой по подолу, очевидно, что оно ей великовато. «Ирма Такконен, хозяйка этой вещи, любила покушать и на здоровье не жаловалась, – подумала Екатерина Алексеевна с мрачной иронией. – Но теперь ей уже всё равно».

Перед глазами возникло белое, как лист бумаги, лицо мёртвой женщины, глаза широко раскрыты, в них застыл ужас. Она лежит на спине, в луже собственной крови, рядом – маленькая белая собачка, шпиц, тоже мёртвая. Женщина в нарядном синем платье, изящные ботинки на каблуках. Пальто и сумочка валяются на брусчатке рядом. Видимо, женщина несла их в руках и выронила, когда её поразил осколок. «Выбежала из дома по воздушной тревоге, даже не оделась толком, – подумала Екатерина Алексеевна, – только собачку взяла с собой, да самые нужные документы в сумочке. Дом-то стоит целёхонький, а они обе мёртвые. Бомба угодила в здание напротив трамвайной остановки, мощная бомба, осколки далеко разлетелись. Так и прервалась жизнь Ирмы Такконен и её собачки. Наш советский летчик наверняка получит Звезду Героя за то, что прервал их жизни. Но он не виноват – ему так приказал товарищ Сталин, – всё с той же горькой иронией рассуждала Екатерина Алексеевна, разглядывая себя в тусклое зеркало. – И мне товарищ Сталин приказал наплевать на жизнь княгини Ливен, собственно, тоже прервать её жизнь, и за это меня наверняка ждало бы поощрение. Точнее, товарищ Сталин бы приказал обязательно, если бы Лаврентий ему доложил. Но Лаврентий не доложил, конечно, ждёт, чем всё закончится, а я воспользовалась этим. Поэтому жизнь княгини Ливен ещё, возможно, продлится. А вот советский летчик оказался куда более исполнительным, и Ирме Такконен не повезло, она мертва».

Екатерина Алексеевна повернулась, рассматривая себя сбоку. «Хорошо, что ещё не с мёртвой сняла, – подумала она. – Рядом лежало пальто, и совсем не запачкалось. И сумочка с документами. Как по заказу. Какой-то советский сокол для меня постарался. Документами можно воспользоваться, в военной суматохе не скоро ещё выяснится, что Ирмы Такконен нет в живых, во всяком случае, это не сразу будет зафиксировано. А так, конечно, её опознают соседи».

Катя отошла от зеркала, подошла к покрытому синей тканью столу перед круглым окошком, задернутым кружевной занавеской. Взяла в руки сумочку Ирмы Такконен, раскрыла её. Внутри нехитрый женский набор – расческа, зеркальце, духи, пудреница, маникюрные ножницы и пилочка для ногтей. Ирма Такконен явно не принадлежала к рабочему классу, во всяком случае, на работу каждый день не ходила,