прикладываясь к чаше своим дрожащими ручками, но никак не мог напиться. Жена моя тихо всхлипывала, обтирая его тело мокрыми полотенцами и давая различные снадобья, от которых не было никакой пользы. Неустанные молитвы перед образами святых также не помогали – час за часом Алексею становилось все хуже, а вскоре я заметил на его теле странные уплотнения и душу мою обуяло отчаяние. Это была чума!

Та самая болезнь, что унесла жизнь Феодора, теперь желала прибрать в свои костлявые руки и моего сына!

Я был разбит, потерян и не знал, что делать. Упав на колени, я простер руки к небу и всей душой возжелал, чтобы Господь забрал мою жизнь в обмен на жизнь моего маленького сына. Вновь и вновь я повторял, что готов пойти на любое преступление, лишь бы только Алексей поправился и вновь озарил этот мрачный мир своим звонким смехом… И мои молитвы были услышаны, хотя и не так, как я этого ожидал.

Посреди ночи в дверь моего дома постучали. На пороге стоял незнакомый мне человек в странном одеянии, больше похожем на одеяние монаха-отшельника. Коричневая туника, подпоясанная кожаным ремнем, спускалась до самых пят, в то время как лицо гостя, заросшее густой черной бородой, скрывал капюшон. Однако странное облачение посетителя ни капли не смутило меня, ибо отчаяние заполнило мою душу до самого края.

– По какому вы делу? – осведомился я надломленным голосом.

– По делу, которое касается вашего сына, – произнес незнакомец. – Мне известно, как ему помочь.

Эти слова, сказанные так буднично, быстро вывели меня из оцепенения.

– Неужели! – воскликнул я, хватая незнакомца за руки. – Тогда пойдемте скорее!

Однако мой собеседник не сдвинулся с места.

– Для начала я хотел бы оговорить цену…

– Это сейчас неважно, – отмахнулся я. – Вы получите любые деньги, если только сумеете справиться с болезнью.

– Деньги? – Гость приподнял капюшон, и я увидел его глаза. Холодные, как свет мерцающих звезд.

В моей голове сразу же воскресли давние воспоминания о той ночи, когда я получил письмо, в котором сообщали о гибели османского принца Алаэддина. Тот таинственный посланник, который доставил это сообщение, вновь стоял сейчас передо мной и уже не скрывал своего лица.

– Что ты хочешь в обмен на спасение моего сына? – слова сорвались с моих губ против воли. Я знал, что плата будет высока, однако ничто не шло в сравнение с жизнью Алексея.

Вместо ответа незнакомец указал мне следовать за ним. Мы вышли на темную улицу, прошли несколько кварталов и завернули за угол. Здесь мой спутник извлек из-за пазухи платок и завязал мне глаза. Я не стал сопротивляться, наоборот, все происходящее пробуждало во мне живой интерес и хотя бы немного притупляло то отчаяние, которое подобно волне поднималось к самому горлу. Так мы прошагали еще некоторое время, петляя среди домов и переулков. Я шел впереди, а спутник направлял мое движение, отдавая короткие команды. Наконец, я услышал, как отворяется дверь. Кто-то аккуратно взял меня за руку и провел по длинному коридору, который оканчивался крутой лестницей, уходящей куда-то вниз. Я начал спускаться, в нос тут же ударил запах плесени, а тело пронзал ужасный холод.

Здесь с меня сняли повязку, и я огляделся по сторонам. Мы находились в подвале с земляным полом каменными стенами и несколькими светильниками по углам. В дальнем конце помещения стоял человек, чей силуэт едва выхватывали неровные всполохи масляных ламп.

– Я сыт по горло этим спектаклем! – произнес я, нисколько не страшась за свою жизнь. – Что вы хотите?

Человек в дальнем углу махнул рукой и мой провожатый, слегка поклонившись, поднялся по каменной лестнице наверх и закрыл за собой люк. Мы остались вдвоем.

– Мне жаль, Георгий, что приходится встречаться с тобой при таких обстоятельствах и в таком месте, – услышал я знакомый женский голос. – Но иного выбора у меня нет.

– Феофано… – прошептал я, чувствуя, как все сжимается у меня внутри. Нет, это было уже не то яркое и пьянящее чувство, которое я испытал при первой встрече с ней. Сейчас оно состарилось вместе со мной, стало подобно выдержанному вину, что обладает своим, неповторимым вкусом и ароматом, а потому потребляется в меру и не позволяет захмелеть. И тем не менее я все еще любил ее.

– Георгий… – она улыбнулась и подошла ко мне. На лицо Феофано падали блики света, и я снова наслаждался ее красотой, словно в давно забытые времена. Не давая возможности прийти в себя, она быстро шагнула ко мне, обвила мою шею руками и одарила страстным поцелуем. Я отвечал на ее ласки, вмиг позабыв о долге и чести, обо всех тревогах и заботах, что наполняли мое сердце и истязали душу. Феофано вновь была рядом, и в ее чудесных объятиях я обрел покой, которого искал так долго.

Она ловко избавилась от своих одежд и уложила меня на разостланную на полу циновку. В подвале царил жуткий холод, но ее страсть обжигала подобно языкам дикого пламени. Я чувствовал упругое молодое тело возлюбленной, покрывал поцелуями грудь, живот и бедра, вдыхал аромат этой женщины и отдавался ее власти.

Феофано отвечала благодарностью на каждое мое движение. Ее глаза призывно блестели во мраке и мне не нужно было слов, чтобы понять, что этот блеск в глазах голодной львицы, что готова растерзать меня, если только я буду медлить. В эту секунду мне отчего-то вспомнился мотылек, что обреченно летит на пламя, однако от моей былой предусмотрительности не осталось и следа.

Близость с Феофано вдохновляла меня, дарила надежду и пробуждала новые силы. Рядом с ней я чувствовал благодатное спокойствие, что получает путник, преодолевший далекий путь по выжженной солнцем пустыне, под сенью деревьев у вод прохладного ручья. Я был подобен этому путнику и припадал к нагому телу, словно к живительному источнику, но никак не мог утолить свою жажду.

После мы еще долго лежали вдвоем, прижимаясь друг к друг и не произнося ни слова, ведь слова непременно разрушили бы эту хрупкую связь, которая вновь образовалась между нами. Слова бедны и не нужны тем, кто способен общаться одним только взглядом, а во взгляде Феофано отражалась вечность…

– Я очень долго ждала этой минуты, – призналась Феофано, медленно проводя губами по моей груди. – Ты – все, о чем я мечтала, Георгий.

Я гладил ее волосы и не отвечал. Мои мысли были далеко и не желали возвращаться, ибо здесь им непременно пришлось бы столкнуться с непреодолимой и суровой истиной.

– Ты приказала своим людям привести меня, – произнес я спустя минуту. –