зовут мою дочь? А если вы в курсе моих обстоятельств, могли бы и сами догадаться, что я не оставил бы никого из близких в пределах досягаемости Вигвама.

Никита, сощурившись, попытался внимательно всмотреться в Ружинского, найти отгадку, что и зачем он сейчас несёт. Но хозяин «Excellence» как раз в этот момент утерял прежнюю форму — встав из-за стола, он пошёл вдоль необъятного аквариума, вливаясь в его синеву. Он вроде бы делал какие-то пассы рукой, как будто силился вытащить что-то прямо из воздуха.

— А это интересно, — сказал голос растворившегося Ружинского. — Лена, говорите? Моя дочь?

Никиту прошиб пот. Он почувствовал, как холодеет спина, как мёрзнет шея и начинает покалывать кончики пальцев.

Он молчал. Молчал. Снова молчал, потому что слова внезапно самоуничтожились. Совсем. Даже какие-нибудь предлоги. Из себя нельзя было откашлять ни единого звука.

— Главный вопрос, — сказал задумчиво Великий и Ужасный, — вот в чём: эта история была выдумана для вас — или для меня? А? От этого зависит, кто её рассказчик.

Никита не хотел отвечать. Он не хотел вообще разговаривать с Ружинским. Кошмарная рыба. Забившаяся под корягу тварь…

Он, сам не зная зачем, встал. С отвращением огляделся по сторонам и закрыл лицо руками.

Ружинский в это время активировал внутреннюю связь.

— Лилю позови, — распорядился он, — лучше сразу с препаратами.

Мост Ватерлоо

Андрей всё утро старался изобрести заголовок для Никитиного текста. Крутилось что-то вроде «Мосты в бюджетные карманы» или «Полярный рацион». Но это было не то. Хотелось в духе «Коммерса»: «Джентльмены у дачи», «Сильнее всех в EBU», чего-нибудь такого.

В машине по пути на «Улицу» Андрей в задумчивости включил и тут же выключил радио — раздражало. Посмотрел по «Яндексу», которым обычно не пользовался, насколько ещё затягивается пробка. 14 минут. Перебрал варианты, крутившиеся вокруг «сияния» (оно всё же в отечественной традиции северное, а не полярное), некоторое время пробовал привязаться к «Тресту, который лопнул», но ничего путнего не собрал.

Идея проросла в голове ровно в тот момент, когда Андрей припарковался и вышел из машины, излишне резко хлопнув дверью.

Хлоп. Мост Ватерлоо.

Только «Мост» закавычить.

Андрей остановился, представляя заголовок в вёрстке. Вот чёрт! И подзаг: «Полярное фиаско краевых…» Надо додумать, кого.

Он вошёл в здание, в котором помещалась «Улица», в приподнятом настроении, даже, пожалуй, чуть пританцовывая — всё же находка была что надо. Мост Ватерлоо — это пять, ещё же и роман такой был. Андрей читал в юности.

— Могу ещё, если захочу, — сказал он себе с интонацией «некому даже оценить мой титанический труд!».

В этот момент телефон зазвонил специально выставленной на Альфреда Селиванова «Storm Warning».

Андрей посмотрел на экран и вздохнул. Стороны сразу понимают, о чём будет разговор и куда он приведёт, но ритуал…

— Здоро́во! — гаркнул Андрей на опережение.

— Привет, Андрюша! — преувеличенно радостно заорал в ответ Альф. — Надеюсь, пидорасы не загрызли?! Дай срок, изведём их подчистую.

— Срок — это не по моей части.

— Ха-ха, — оценил Альф, — вижу, даже в это отвратительно-раннее время ты в форме.

— Двенадцать часиков доходит уже.

— Так я и говорю: только безумные шляпники и ёбнутые зайцы могут в это время вести своё сумасшедшее что-то там. Нормальные люди только начинают просыпаться после вчерашнего.

— Привилегия белого человека!

— Точно, — согласился Альф, — а ты ещё спрашиваешь, почему я ненавижу всю эту бабско-пидорскую свору, которая на эту единственную привилегию посягает.

— У меня сейчас связь пропадёт, лифт.

— Погоди! Я тут дискутировал с твоим оруженосцем, но он несознательный малый. Не чувствует биение времени.

— Он такой, — подтвердил Андрей, остановившись, — с ним и биение по жопе не работает.

— Может, это потому что биение слабое? — Альф перешёл к делу без паузы. — Давай остановимся, пока всем не сделалось хуже.

— Хм? — как бы заинтересовался Андрей.

— Ты же понимаешь, что после публикации твоя жизнь изменится навсегда?

— Вот прямо ты ответственно заявляешь?

— Полномочно.

— Давай я подъеду, — сказал Андрей.

— Подъезжай, — согласился Альф.

Андрей так и не добрался до «Улицы». Развернулся и пошёл обратно по коридору. Двери, вмёрзшие в лёд листья под ногами, подспудная мысль, что надо бы уже поменять резину, а то снег ляжет, и… машина, опять попытка радио, опять неудачная.

Встретились в отдельном зале «Свиньи и бисера». Перед Селивановым стояли две пустые пузатые кружки из-под кофе. Сам он отхлёбывал из третьей.

— Обслуживание ни к херам собачьим стало, — пожаловался Альф, показывая на пустые кружки.

— Но свежего кофе-то тебе принесли.

— Как же! Это я сразу три заказал.

— Печально, — притворно посочувствовал Андрей.

Альф покивал.

— Это ты верно подметил, Андрюша. У нас с тобой печальный повод.

Андрей хотел сыронизировать про извечную печаль, когда беседуешь со своим гробовщиком, но представил последующий шутка-марафон с Альфом и решил: ну его нафиг.

— Видит бог, — сказал Альф, — я не хотел крови. Разные наши быстрые люди многое предлагали насчёт твоего пацана, но я каждый раз заступался. Есть что возразить?

— Заступался, — подтвердил Андрей, — знаем.

— Он толковый, заводной, как птичка небесная: ключик повернёшь — и чик-чирик, чик-чирик, безо всякого хлебушка поёт.

— Только где кнопка, Урри?

— Вот! И ты знаешь. Кнопка. Я думал его к делу приспособить, а то, что дёрганый и крикливый, — перебесится. Жалко. Да и кадры все у нас утекли. Вслед за мозгами.

— Очень мило, что ты это признаёшь.

— Я? — удивился Альф. — А чего мне не признавать? Кадров нет. Мозгов тоже — одни на десять человек. В чём тут новость? И потом: а где иначе?

— Мы остановились на том, что ты не хочешь крови.

— Не хочу. Но придётся её пустить — для поддержания общественного здоровья. Парня много раз отмазывали, возили туда-сюда, статуэтку дали. Догадываешься, кто?

— Догадываюсь. Только сам он, по-моему, не особо в курсе.

— Ах, молодость-молодость, — посокрушался Альф. — А что же ты не просветил — на правах старшего по званию?

— Потому что он послал бы тогда и меня, и тебя куда подальше. Сам же говоришь: он поёт без хлебушка.

Альф опустил в кофе указательный палец, потом вытащил его из кружки и принялся задумчиво посасывать. Андрей наблюдал эту пантомиму молча. Селиванов известен вот этим вот всем, чему удивляться.

— В общем, — объявил Альф, показав Андрею обслюнявленный предостерегающий палец, — Никитка так ни черта про пределы благосклонности и не понял. Или понял, но вильнул к Ружинскому — тот сейчас ищет к вам разные подходцы. Тебя, Андрюша, он тоже, поди, прикупил, а?

Андрей вздохнул.

— Ну, может, и показалось, — не стал настаивать Альф, явно обозначив возможные темы на будущее. — Но пацан