план выходят такие люди, как Вы. Так было всегда. В разные периоды в авангарде были разные категории людей. Как видно, для этого их Бог и сотворил. Я, как, впрочем, и Вы, до войны не жил. Но от родителей я знаю, что тогда тоже процветали не лучшие по нашим меркам люди, а те, кто умел хорошо прикрываться партийно-патриотическими фразами и демонстрировать свою идейность и преданность делу партии. Больше ни на что они способны не были, но все ведущие посты занимали преимущественно они. А талантливых ученых, инженеров, деятелей литературы, военных специалистов и прочий квалифицированный народ, чтобы они не указали им надлежащее место, упрятали в тюрьмы и лагеря, выгнали за границу или просто уничтожили. Но началась война, и эти «ведущие» люди, что называется, обкакались. Нужно было воевать — громить врага. Но пламенными, патриотическими, идеологически правильными речами и директивами стрелять не будешь. А враг жесток, не пощадит и этих самых — идейных руководителей! Тогда вспомнили о тех, кого по совести ценили повыше себя, так сказать. Кого из тюрем повыпускали, кого на высшие руководящие да командные посты из низов по достоинству выдвинули. Вот и пошла работа на победу. И на передовые позиции вышли такие, как маршал Жуков, авиаконструктор Яковлев, академики Королев и Капица и многие другие. Сами знаете эти имена. А окончилась война, и снова вверх полезли те, кто лучше локтями работать умел да по трупам шагать не стеснялся. Вот и всплыли эти самые галкоевы в соответствующей обстановке. Но теперь их время проходит — с ними денег институт и государство не заработают, а сейчас «без денег жизнь плохая, не годится никуда». Вы только представьте себе на мгновение наше с Вами сотрудничество — Ваши талант, знания и опыт плюс наши связи, вес и средства! Да Вас еще при жизни в бронзе отольют и на пьедесталы воздвигнут! Вашим именем назовут самые мощные в мире университеты и улицы в самых известных городах планеты! Под Вашим именем будут бороздить океаны самые комфортабельные лайнеры, и ракеты устремятся к далеким мирам! Вы будете ездить в шикарных «мерседесах» и жить на дорогих виллах! Вас будут во всем мире встречать и провожать с оркестром, парадом и почетным караулом! И мы ускорим этот процесс во много крат! Леонид Палыч, мы нужны друг другу, потому что один без другого не можем. Давайте сотрудничать! Предлагайте свои условия! Ну же!

Калинич с презрением посмотрел в глаза академика и нехотя буркнул:

— Не знаю, как вы без меня, а вот я без вас прекрасно обойдусь.

— Леонид Палыч, пожалуйста, не принимайте поспешных решений, — вмешался Чаплия. — Впереди еще есть время. Подумайте, взвесьте все как следует.

Вслед за ним снова заговорил Бубрынёв:

— Сережа верно говорит, дорогой Леонид Палыч. Подумайте хорошенько. Все равно Вы в одиночку ничего не сможете. А мы имеем связи во многих сферах общества, будем Вам исключительно полезны. А не мы, так все равно Вам не обойтись без таких же. Структура нашего общества устроена везде одинаково. Как уж действовать с неизвестными личностями, от которых Вы не знаете, чего можно ожидать, так лучше сотрудничайте с нами. По крайней мере, мы для Вас предсказуемы в большей степени. Мы Вас знаем, ценим по достоинству и, видит Бог, искренне уважаем. Здесь уместно вспомнить, что своя рубашка ближе к телу. Кстати, Вы можете не опасаться — мы готовы дать письменное обещание не претендовать на соавторство в ваших работах. Нас устроит, даже если Вы просто останетесь в институте. Пусть Ваши работы числятся за вами без никаких соавторов, но как за сотрудником нашего НИИ!

Ни слова не говоря, Калинич решительно и резко встал. Ни Бубрынёв, ни Чаплия больше его не удерживали. Калинич решительным шагом направился к выходу. Остановившись у самой двери, он обернулся и, преисполненный чувства собственного достоинства, сказал, чуть наклонив голову:

— Всего доброго, господа начальники. Честь — имею!

Когда тяжелая филенчатая дверь мягко и плотно затворилась за спиной Калинича, Бубрынёв, взмокший и раскрасневшийся от гнева и коньяка, в припадке бешенства пухлым волосатым кулаком стукнул, что было силы, по краю стола и в сердцах выкрикнул:

— Кретин! Непрошибаемый!

Чаплия, не проронив ни слова, разлил по рюмкам остаток коньяка, и они, не сговариваясь и не чокаясь, залпом выпили все до дна.

XXVI

Калинич уже в который раз посмотрел на часы. Аня должна была прийти еще двадцать минут тому назад, а ее все нет. Уж не случилось ли чего? Или они разминулись? Здесь, на платформе метро, в такой толчее это не мудрено. Чтобы не платить еще раз за вход, она любит назначать встречи прямо на платформе, если дальше предстоит опять ехать в метро. И убеждать ее бесполезно. Но что поделаешь? Зато когда он с нею, ему так хорошо!

Из тоннеля повеял ветер — это значит, что на подходе очередной поезд. Сколько их уже прошло, а ее все нет! Надо подойти к концу платформы — она должна ехать в заднем вагоне. Калинич занял удобную позицию, чтобы видеть все двери последнего вагона, и стал ждать.

Громыхая, подкатил и, заскрипев тормозами, остановился поезд. Открылись двери. Приехавшие высыпали на платформу. Уезжающие быстро заполнили свободные места внутри вагонов. Двери закрылись. Поезд ушел. Ани опять нет. Раздосадованный, Калинич отошел в сторону, чтобы не мешать выходящим, так как подкатил встречный поезд. В это время он услышал знакомый стук каблучков по граниту. С противоположного конца платформы, пробиваясь сквозь толпу, весело улыбаясь и махая рукой, к нему бежала запыхавшаяся Аня.

— Леня! Привет, дорогой, — сказала она, кидаясь в его объятия.

— Привет, Анечка. Что случилось? Я целых полчаса тебя прождал, — сказал Леонид Палыч, пытаясь ее поцеловать.

— Не целуй, не целуй, у меня макияж, — по-девичьи щебетала она. — Прости за опоздание — неожиданно дети пришли, вот и задержалась.

— А почему ты не в заднем вагоне приехала? Мы же договорились.

— Ну, вышла на платформу — поезд стоит. А я, как ты понимаешь, опаздывала. Вскочила в ближайший вагон, то есть в головной. Приехала, смотрю, ты у хвоста моего поезда стоишь, нервничаешь, на часы поглядываешь. Я подбежала, чтоб тебя поскорее успокоить. И вот я здесь, — кокетливо сказала Аня.

От нее едва уловимо пахло какими-то нежными духами. Этот запах так гармонировал с Аниной внешностью и ее внутренним миром, что Калинич был твердо уверен, будто от нее и не могло пахнуть по-другому. По длинным коридорам перехода торопливо шагали пассажиры. Аня с Леонидом Палычем в общем потоке вышли на