– Они могли бы, моя дорогая юная леди, – согласился Флекнер, – но они этого не сделали. Изображения поддельного золота и бриллиантов не поддавались бы спектральному тесту. Эта золотая пещера реальна, как я доказал, когда мы впервые увидели ее.

– Она могла бы быть в реальности, – настаивала она, – и в то же время они могли бы поставить там театральную постановку, не так ли?

– Что ж, – согласился Флекнер, – каким бы невероятным ни казалось ваше предположение, по крайней мере, оно имеет научную основу и не так абсурдно, как прыжок вперед на пятьдесят лет во времени, который мы якобы видели. Я снова включу свой инструмент и попытаюсь немного проверить эту теорию. Я надеюсь, что смогу запустить второй луч и работать с ним независимо от первого. Тогда я смогу снова найти нашу картинку и, поместив вокруг нее второй луч, выяснить, есть ли какие-либо сценические ловушки или другие хитрости.

На этот раз прошел почти час, прежде чем прибор снова был готов к использованию. Флекнер внес несколько корректив. Наконец он включил луч и снова показал полуразрушенный золотой дворец таким, каким мы видели его в последний раз. С момента нашего последнего осмотра прошло не так уж много времени, потому что в большой запечатанной комнате, где их заточили бессердечные сыновья, мы все еще наблюдали старую Оланду и ее мужа-полукровку.

Тем не менее, в истории с картинками, казалось, прошло больше времени, чем показывали часы на стене нашей лаборатории, потому что у пожилой пары был такой вид, словно она голодала несколько дней. Они были слабы и истощены. Высокомерие исчезло с их лиц.

– Я больше не могу этого выносить, – прошептала Оланда. – Когда наши сыновья вернутся снова, мы должны сказать им, где спрятано сокровище, и попросить еды.

– Да, я полагаю, мы должны… проклясть их! – слабо пробормотал Хендрига.

Флекнер настраивал свой анализатор спектра отражения и тестировал материалы, отраженные на картинке.

– Смотри, – воскликнул он. – Эти материалы – настоящее золото, драгоценные камни и настоящая человеческая плоть. Если бы мы смотрели на фотографии, отраженные на экране на другом конце, анализатор не показал бы ничего, кроме материала холста их экрана.

– Теперь мы проверим это по-другому, смогу ли я поработать с поворотным устройством конца луча после этой последней регулировки. Мы сможем по очереди посмотреть на все стороны предметов на картинке и определить, являются ли они твердыми или просто плоскими отражениями.

Он попробовал управлять вращением, и на этот раз луч отреагировал идеально. Комната и двое несчастных обитателей медленно вращались на экране, показывая сцену со всех сторон.

– В этом нет никаких сомнений! – пришел к выводу Флекнер. – Мы смотрим на настоящее зрелище, в котором участвуют реальные люди.

– Но, – запротестовал голос мисс Стимсон из другой квартиры, – тем не менее, это может быть инсценировка, что бы мы поверили.

– Что ж, – сказал Флекнер, – давайте попробуем второй луч снаружи дома.

Он включил второй луч, и, как он и надеялся, он работал независимо от первого. Сохраняя интерьер на одном конце экрана, мы увидели внешнюю часть дома на другом участке.

Но теперь произошла еще одна удивительная перемена. Внутри дома, видимого первым лучом, все еще был период смерти Мадги, старости Оланды и Хендриги и среднего возраста их сыновей. Снаружи дом был в том состоянии, в каком мы увидели его в тот день, когда нашли Оланду и ее мужа еще в раннем возрасте, и их сыновей, маленьких мальчиков. Был даже одинокий старый зеленокожий раб, охранявший полуразрушенные ворота.

Пока мы удивлялись этому, нас поразило новое изумление. Из-за угла дома вышла Оланда средних лет, вокруг нее играли трое ее маленьких мальчиков.

К этому времени наша способность испытывать эмоцию изумления была перенапряжена. Мы тупо смотрели на параллельные изображения крепкой, почтенной Оланды снаружи и пожилой, изможденной Оланды внутри дома.

Даже когда мы смотрели, в картину интерьера комнаты, посредством нашего первого луча, вошли трое взрослых сыновей, чтобы твердо потребовать раскрытия секрета от своих престарелых родителей, и в то же время за пределами дома, видимые через второй луч, были теми же самыми сыновьями, невинными детьми, игравшими вокруг подола своей матери.

В этом странном подземном мире, казалось бы, время не просто молниеносно рванулось вперед, но в некоторых местах снова отскочило назад. Но профессор Флекнер внезапно утратил свое недавнее замешательство. Он манипулировал своими рычагами с удвоенным рвением. Я знал, что старый ученый напал на след разгадки этой головоломки.

– Я собираюсь включить третий луч, – пробормотал он себе под нос.

Сразу же появилась другая часть большой пещерной долины, видимая через третий луч на другом конце экрана. И вот время сдвинулось еще на одну ступеньку назад. Долина, снова ставшая деловой, опрятной и процветающей, кишела той жизнью, которую мы впервые увидели там.

Флекнер перемещал этот первый луч, пока не обнаружил небольшое ущелье, где мы впервые увидели Оланду. Снова наши уши были очарованы этой чудесной песней, и снова мы увидели ее во всей красе свежей юности, а рядом с ней ее убитый возлюбленный, вернувшийся к жизни.

При этой мелодии Пристли вскочил на ноги, его лицо светилось недоверчивой радостью. Я думаю, в тот момент он был совершенно безумен. Казалось, он забыл о нашем присутствии.

– Оланда! Оланда! – закричал он. – Я знал, что увижу тебя снова. Остальное было дурным сном! – он тут же пришел в себя. – Позволь мне заняться этим третьим лучом, – взмолился он. – Я… я хочу немного понаблюдать за ней.

– Заходи так далеко, как тебе нравится, мой мальчик, – уступил Флекнер. – Я думаю, что, увеличив силу этого луча, вы сможете проследить за леди вплоть до ее младенчества, если пожелаете. Потому что я уверен, что разгадал загадку.

Но это было не услышано Пристли, который с восторгом наблюдал за картиной своей Леди из Тантала, проживающей свою жизнь заново.

Я с большим любопытством наблюдал за профессором, пока он записывал сложные вычисления на своем планшете, время от времени останавливаясь, чтобы снять показания направления и силы лучей на циферблатах своих приборов.

Наконец он поднял глаза и с любопытством посмотрел на Пристли, на его жестком старом лице отразилась жалость.

– Я понял, – тихо сказал он. – Наша пещера Тантала, ее сокровища и ее люди находятся вовсе не на нашей Земле, а на далекой планете, такой далекой, что ее свету требуется тысяча лет, чтобы добраться до нас. Пристли, мой мальчик, мне жаль. Твоя Оланда когда-то была очень реальной, но она прожила свою жизнь и умерла тысячу лет назад.