к чёрту философия! О чём вы. Тысяча извинений, Валерий Рудольфович, но мне сейчас не до Канта с его «Критикой чистого разума». Мне бы со своим разумом разобраться. С ним у меня точно творится что-то невообразимое. Мне даже глаза прикрывать не нужно, чтобы картины вчерашнего вечера одна за другой начинали вырисовываться. Я их и так вижу. Прямо на фоне раскрытой тетрадки в клеточку и моего почерка, чуть убегающего вверх к концу строчки. Наклонив голову вбок, кусаю губы и еле сдерживаю глупую улыбку. Но мне палиться никак нельзя. Дина и так вопросами засыпала, когда я вбежала в переполненную аудиторию с воздушным шариком в руке прямо перед носом преподавателя.

— Я чего-то не знаю? У тебя какой-то праздник? — первое, что прозвучало от подруги, как только я плюхнулась за парту на соседний стул.

Если можно засчитать первый сексуальный опыт и, как следствие, переход в звание «я теперь взрослая» за праздник, то да. Меня можно поздравить. Но, несмотря на то, что изнутри меня всю разрывало от эмоций, я тактично Дине промолчала.

— Ты чего довольная такая? — следующий вопрос от подруги шёпотом, пока препод раскладывал из своей сумки-дипломата необходимые материалы для лекции.

— Настроение хорошее, — прятала от неё глаза за прикрывающими лицо волосами.

— Лично у меня такое настроение, когда я либо отлично посплю, либо отлично поем, либо отлично позанимаюсь сексом.

Хет-трик , Дина. Твоя чуйка всегда меня пугала.

Дина — моя лучшая подруга, но даже с ней я не была готова с утра пораньше делиться такими пикантными новостями. Самой надо было всё до конца осознать. Ведь ни в одних своих фантазиях я и не предполагала, что в мой первый раз будет так. ТАК.

Телефон я вчера забыла отключить, а вот голова сама собой вышла из строя. И мозги ушли в спящий режим. Остались только эмоции, ощущения, порывы, желания. Он и я. Полумрак. И звуки наших поцелуев. Объятий. Слов. Громких. Тихих. Интимных. Искренних.

«Ты невероятная», «Мне ох*еть, как хорошо».

Чувство полёта, от понимания того, что я могу на него так действовать. Я имею в виду не то, что у него на меня встал. Как факт мужской физиологии. Нет. Здесь другое. Что-то такое, что проникает флюидами сногсшибательного запаха. Что ощущаешь мурашками по коже от трепетного прикосновения сильных рук, от проникновенных взглядов, от неподдельного спектра эмоций на его лице. И это была его реакция НА МЕНЯ. Я могу возбуждать. В голове.

А ощущать его в себе…Чувствовать наполненность им… Быть одним целым с ним. Это… Это… Как это вообще можно назвать? Какое слово подобрать? Эйфория? Нирвана? Счастье…

А что он со мной делал? С моим телом? Разве я могла подумать, что могу так отзываться на мужские ласки? Его ласки. Что, оказывается, я не деревянная и какая-то «не такая». А вполне себе сексуальная, чувствующая.

Я не ощущала рядом с ним неловкости или стыда. Я доверяла ему. А он позволял мне получать какое-то бесстыдное удовольствием от того, что просто его касалась, трогала, где мне хочется, изучала.

Мужское тело прекрасно. Тело Артёма прекрасно. И его… кхм… достоинство тоже прекрасно. Вот действительно: «неудобно такой большой в руках держать». Даже сейчас начинаю краснеть. Обхватываю пылающее лицо холодными ладонями. До сих пор отхожу от передоза ощущений.

«Динка, я ведь оргазм испытала и не один!» — так и хочется крикнуть подруге. Но нельзя. Не думаю, что Валерий Рудольфович, в отличие от Дины, разделит со мной мой восторг.

И, оказывается, ночевать с парнем прикольно. Артём такой тёплый. Уютный. К нему можно было прижаться. А ещё он ночью, во сне закинул на меня руку. Уткнулся носом мне в макушку. Что-то там пробурчал. Я сначала замерла, боялась его разбудить. Потом стала прислушиваться к своим ощущениям. И поняла, что мне очень комфортно с ним. Спокойно. Приятно.

«Колись, в лотерею выиграла?», — читаю на клочке бумаги, который незаметно, с ловкостью фокусника подсовывает мне Дина к концу пары.

Артём Сокович — мой первый мужчина... Когда ты, Дина, узнаешь, с ума сойдёшь.

«Крупный выигрыш в казино. Налом» — мой ответ, на который подруга закатывает глаза и произносит одними губами: «Я серьёзно. А ты…».

А я вполне серьёзно.

* * *

Вечером на кухне с мамой, после того, как она пришла с работы, печём печенье. Мама фигурной скалкой, с любовью раскатывает песочное тесто. А я вырезаю из него кружочки, используя стакан как трафарет. На мой телефон приходит сообщение. Испачканной в муке рукой тянусь до него через весь стол. Естественно на дисплее остаются белые следы, когда я касаюсь его пальцами, для того, чтобы разблокировать. Небрежно вытираю прямо о футболку, натянутую на груди, перед тем как прочитать сообщение. От Артёма. Букв нет. Только эмоджи в виде банана и пончика.

«Это что?» — приблизительно догадываюсь, чтобы это могло значить. Но на всякий случай уточняю.

«В качестве компенсации за скомканный сегодняшний завтрак приглашаю тебя на банановый раф и пончик. А ты что подумала? Признавайся, что-нибудь пошлое, да? Хулиганка».

Тащу с тарелки одну свежеприготовленную печеньку. Откусываю хрустящий краешек.

Ни за что не признаюсь, о чём я подумала.

«Где и когда?» — высылаю лаконичный ответ. Снова кусаю печенье.

«Завтра. Во второй половине дня. Я тебе позвоню».

* * *

Ещё с утра, когда мы с Артёмом созванивались, чтобы подтвердить нашу сегодняшнюю встречу, он был веселый, непосредственный. В общем таким, каким всегда. А сейчас, устроившись за столиком кафе прямо на улице, подставляя лицо на удивление тёплому осеннему солнцу, Артём какой-то замкнутый, как будто что-то обдумывает. Меня ещё смутил тот факт, что он опоздал к тому времени, к которому обещал заехать за мной. Может, что-то у него случилось?

Размещаемся друг напротив друга. Артём молчаливо греет ладони о стаканчик с горячим кофе. А я пальцами ворую кондитерскую посыпку со своего пончика. Пробую её на вкус.

— Лиль, — поднимает на меня глаза. Что-то не нравится мне его взгляд, — я тебя спрашивал, что вас связывает с Тимуром?

Пропускаю пару ударов сердца.

— Да, — оставляю в покое пончик, забив на то, что испачкала им руку.

— И ты ответила: «Ничего».

— Что, разговор всё-таки состоялся? — грустно усмехаюсь. По глазам вижу, что да. Вот почему Артём такой гружёный. Долго же беляшик держался. Прям похвально. — Что он