том, что произошло… Нарушили свое же обещание — вести себя прилично. Можете помолчать?!

Что-то сгустилось вокруг нас. Нечто тягучее, теплое, обволакивающее, не пропускающее звуков и действий извне. Я не сразу поняла, что это было… наслаждение. То есть, его предчувствие. Сладкое ожидание большего.

Декану мои быстрые прикосновения оказались также приятны, как и мне, если не приятней. Я сразу же перестала гладить его щеку, взяла кисточку и набрала на неё побольше пудры.

— Я заслужил, согласен, — смиренно согласился он. — Но что мешало окатить меня холодом, как и обычно?

— Не ваше дело! — я мотнула головой и ничего не ответила. Не могла же я рассказать ему о том, что залезла в его телефон и нашла переписку с другой женщиной. Что просто-напросто… Приревновала?!

— Со мной все понятно: я потерял рассудок и забыл все свои обещания, — мягко продолжил он. — Но отчего наша маленькая недотрога не смогла придержать руки?..

— Потому что вы меня допекли! — вспылила я и чуть было не ткнула кисточкой, которой наносила пудру поверх тоналки, ему в глаз — случайно, конечно.

Стоило признать, макияж получался ужасным: краснота так и проглядывала, зато поверху легло жирноватое бежевое пятно. Тогда я решила сменить тактику и обмакнула кисть в палетку с румянами. Взяла Вениамина за шею пониже затылка, чтобы легче было стоять, нагнувшись, и повернула его лицо другой стороной к себе.

— Вы преследуете меня в вузе, разрушаете наши с Ромой отношения… — зашипела я. Обвинения были не совсем заслуженными, но я бубнила первое, что приходило в голову, лишь бы не думать о том, что шея у него, хоть и крепкая, тоже приятно бархатистая на ощупь. — А теперь и вовсе заявились ко мне домой?!

— А разве?.. — он хотел возразить, но я одернула его и непроизвольно сжала левую руку, вонзив ногти в нежную кожу.

— Не спорьте!!!

Верстовский втянул воздух сквозь сомкнутые зубы и закрыл глаза, затаив дыхание.

— Я только хотел спросить: разве след от заслуженной пощечины не на другой щеке? — с еле скрываемым возбуждением прошептал декан.

— Мне придётся нарисовать вам румянец, — уверенно заявила я, сама краснея. — Так будет естественней…

Что-то подсказывало: естественней не будет, будет только кошмарнее. Время поджимало, но я внезапно вошла во вкус, нависая над своим мучителем и вырисовывая на его девственно-белой скуле розовые круги.

— Зачем вы все это устроили, Вениамин Эдуардович? Зачем пришли знакомиться с моими родителями… Правда хотите, чтобы мы с Ромой поженились?

Декан помолчал.

— Если благодаря этому я смогу видеть вас и переживать такие моменты, как сейчас, то почему бы и нет.

Кисточка выпала из моей руки, а сама я отпрянула от Верстовского, будто обожглась об нашу непозволительную близость. Взгляд сам собой опустился ниже, к паху развалившегося на кресле декана, и я отпрыгнула еще дальше.

— Все! Больше ничем не могу помочь, — я схватила с полки зеркало на ручке и заставила себя еще раз глянуть на декана, в этот раз — сугубо с профессиональной точки зрения.

Вынуждена признать, макияж ситуацию только усугубил… Либо я слишком спешила и нервничала в процессе, либо руки мои растут совсем не из того места. Малиновые "яблоки" румянца на щеках декана совсем не красили.

— Теперь вы выглядите смешно… — с сожалением заключила я и, в подтверждение своих слов, хихикнула. Ситуация была хуже некуда, мне же внезапно стало весело. Я протянула зеркало Верстовскому, втягивая голову в плечи и с нездоровым любопытством ожидая его реакции.

— Увиваться за юной девушкой… Я и так уже смешон дальше некуда, — вздохнул декан. Правда, через мгновение он поменял точку, взглянув на свое отражение. — Но сейчас вы сделали из меня настоящего ШУТА!!!

— Вы правы. Сотрите это все поскорее, — я кинула ему коробку с салфетками, давясь от смеха. — А знаете, что… — мне в голову пришла еще одна "гениальная" идея. — Идите в туалет и посидите там минут пять. Я пока кое-что устрою.

Я открыла дверь, убедилась, что снаружи все спокойно, и затолкала пытающегося сопротивляться декана в санузел. После прошла в зал и направилась прямиком к мебельной стенке. Мне повезло, и старые свечи-таблетки, которые я видела несколько дней назад, все еще покоились на своем богом забытом месте. Они валялись в дальнем ящике не меньше нескольких лет, но вот настал их звездной час.

Присутствующие не выглядели обеспокоенными нашим отсутствием. Папа, воспользовавшись паузой, уткнулся в свой ноутбук, мама с Ромой увлеченно беседовали. Парень расставлял чашки на столе, а она примеривалась ножом к торту, думая, как его лучше порезать, чтобы не поломать декоративных розочек из крема.

— Марго, где Вениамин Эдуардович? Мы его заждались.

— В туалете, — заявила я, посмеиваясь. Надеюсь, декан не услышит моих слов, иначе его самолюбие ждет очередной удар. — Кажется, у него что-то с животом. Звуки оттуда доносятся ужасающие…

— Ничего смешного, Марго! — ужаснулась мама. — Юра, я ведь говорила, нужно класть меньше соуса в салат!

Родители пришли в оживление. Пока они препирались, я спокойно расставила на столу свечи, сбегала на кухню за спичками и щелкнула выключателем, предполагая, что Верстовскому скоро надоест сидеть в туалете. Так и получилось. Все притихли, сраженные внезапно опустившейся на зал темнотой. В этот момент в гостиную вошел декан.

— Что такое, Рита? — спросил папа. — Зачем ты выключила свет?

— Я так давно ничего не отмечала в кругу семьи, в праздничной и торжественной обстановке! — заявила я, чиркая спичкой и поднося ее к первой свечке. — Пожалуйста, можно мы посидим вот так?..

22.1. Это кто у нас не любит гостей?!

Оставшиеся минут сорок от встречи прошли без особых эксцессов. Красовские и Верстовские чинно ели торт при свечах, и я могла лишь надеяться, что за это время краснота, цветущая на щеке преподавателя зарубежной литературы, немного спадет.

Если в начале вечера я маялась от смущения и не могла дождаться момента, когда же гостям придет пора "и честь знать", то на моменте со свечами сломалась и даже начала получать некое удовольствие от происходящего, вслушиваясь в разговоры и принимая участие в них сама. Но говорила я редко — внезапное безбашенное веселье и неуместные шутки "будущей невесты" немало шокировали присутствующих.

А еще было удивительно прислушиваться к себе и своей реакции на голос декана: каждый раз, когда над столом звучал теплый, будто бархатный, баритон, мое тело откликалось весьма недвусмысленным образом — сердце сбивалось с ритма и пускалось вскачь, дыхание спиралось в груди, а пальцы свободной руки принимались выводить крохотные круги по белоснежной скатерти.

Непроизвольно вспоминая то, как они скользили по щеке