ложечкой. Это что ж за такое предложение сделал ей декан? Надеюсь, не то же самое, что и мне?! И почему она так легко согласилась… Преисполнившись ненависти к легкодоступной Аделаиде, я удалила последнее сообщение, чтобы не палить прочитанную переписку, и отправилась в путешествие вверх по чату.

Строчки заплясали перед глазами.

Собеседники, в основном, обсуждали литературу, в том числе церковнославянскую, обмениваясь в процессе витиеватыми фразами, которые могли исторгнуть лишь истинные патриоты словесной деятельности. "Всенепременно", "Смею предположить", "Ничтоже сумняшеся"… Мать честная, из какого они оба века?!

Перепрыгивая через сообщения, торопясь, пока меня не застукали за непотребным делом, я наконец отыскала нужный мне месседж. И зачем-то прочитала его про себя голосом декана. Преподаватель приглашал Аделаиду приехать в наш литературный на стажировку, посетить столицу с некими "гастрономическими и туристическими целями"…

"Покатаемся по Москве-реке, пока её ещё не сковал лёд, — вдохновенно писал Верстовский. — Сходим на оперу "Аида" или концерт Шопена".

"Посмотрим, Веня…", — уклончиво отвечала она.

Эти "Веня" и "Шопен" добили меня окончательно. Я выключила телефон и застыла, бездумно глядя в пространство. Глаза застилала красная пелена.

21.1. Пощечина

Такого вероломства от высоконравственного Вениамина Эдуардовича я никак не ожидала. Как он только смел!..

Где он нашел столько совести! Какое у него широкое понятие допустимого… Съедать глазами мои ноги, читать мне Шекспира — так читать, что я потом целую ночь уснуть не могла, ибо грезила его томным голосом — и при этом переписываться с заумной училкой из Ярославля!

Я считала себя единственным увлечением декана. Сладкой запретной страстью, что ворвалась в размеренное течение его серой жизни и раскрасила ее яркими красками. А у него таких красок, оказывается, что карандашей в пенале художника… Может, у него в каждом провинциальном городе обитает подобная "Аделаида"? И на стажировку он приглашает всех без разбора, просто доезжают они редко и далеко не все…

А кем тогда для него была я? Быстрым способом утолить пресловутую сексуальную жажду в перерыве между поездами?!

— Марго, чего сидишь, как приклееная? — вернувшаяся с кухни мама шикнула на меня, проходя мимо. — Помоги мне убрать со стола!

Ох, вот это она зря… Мои руки так дрожали от ярости, что тарелки подверглись большой опасности. Пока я собирала их в стопку, они жалобно дребезжали, предчувствия возможную гибель. Кое-как доперев посуду до раковины, я облокотилась о стену и обняла себя руками, постепенно успокаиваясь. Нужно срочно прийти в себя, иначе переполняющая меня злость вырвется наружу, и милый вечер в дружеской обстановке перестанет быть таковым.

Вовремя все-таки мама решила увести меня из гостиной и унести подальше вилки и ножи… Еще минута, и они могли бы быть использованы не по назначению. Хотя с чего я вообще так остро реагирую? Ну найдет себе декан старушку, соответствующую его статусу и годам, мне-то что с того?

Станет только лучше. Я вздохну с облегчением и перестану трястись от упоминания его имени. Снова обращу внимание на ровесников… может, снова полюблю Ромку, с которым мы вроде как опять встречаемся, и за которого меня активно выдают замуж прямо в этот самый момент…

— Мне интересно узнать больше про британский университет, в котором училась Марго, — донесся из гостиной любезный голос декана, и я вскипела по-новой.

— Марго училась непосредственно в Лондоне, в Кингс Колледже, — с гордостью начал папа, совершенно не волнуясь о том, что посвящает Верстовского в дела, в которые я его посвящать не хотела. — Перед этим она два года углубленно изучала английский язык и подтягивала предметы до необходимого уровня. Потом закончила школу с отличием и подала документы на трехлетнюю программу Сравнительного литературоведения. Вообще-то обучение в британских вузах платное, но нам повезло попасть на бюджет. Еще будучи школьницей, Рита писала прозу и поэзию и участвовала в международных конкурсах. Там что Кингс Колледж с удовольствием одобрил ее заявку на поступление. А когда трехлетний курс закончился, она вернулась обратно.

— Марго — талантливая и амбициозная девушка, — как бы между прочим, сказал декан. Мне почудились нотки восхищения в его голосе, и колени снова затряслись — но на этот раз не от злости. Я подкралась к выходу с кухни, чтобы лучше слышать разговор родителей. — Насколько я понял, она получила диплом бакалавра международного образца и ей совершенно необязательно было идти учиться еще и в российский вуз. Она могла бы закончить обучение или поступить в магистратуру Великобритании…

— Верно, — согласилась мама. — Но Риточка очень любит учиться. И вообще, она у нас тихая, домашняя девочка. Сказала, что соскучилась по дому и друзьям. В вашем институте, кстати, числится ее подруга детства, Юля Гарденина. И мы пока сделали паузу на Великобритании. Если что, она сможет вернуться туда после того, как получит еще и российский диплом.

Последовала пауза. На меня нахлынула грусть — мама забыла упомянуть о том, что, хоть обучение было и бесплатным, сама жизнь в одном из крупнейших мегаполисов Европы обходилась нашей семье весьма недешево. Так что вряд ли я вернусь в Лондон в обозримом будущем.

— Ну теперь-то мы ее уже не отпустим, — неловко рассмеялся декан, и у меня заколотилось сердце. — Правда, Роман?

— А?.. — Рома, судя по звуку захлопываемой двери, только что вернулся с балкона.

— Мы тоже не хотели бы снова расставаться с нашей дочкой, — подключилась к неуместному смеху мама. — Хотите, я покажу вам Ритины грамоты и дипломы с конкурсов?

— Конечно.

— Тогда пойдемте. Они у нее в спальне.

Послышался скрип отодвигаемых стульев. А затем топот ног, дружно проследовавших по коридору в сторону моей спальни.

— Мама, ну зачем? Кому интересны какие-то дипломы?! — запротестовала я и кинулась вслед за всеми, но меня особо никто не слушал. Веселая компания шла на экскурсию, смотреть почетные грамоты и восторгаться литературными успехами "тихой, домашней Риточки".

Гостиная опустела — там остался один папа. Зато в моей спальне, стоило там оказаться маме, мне и семье Верстовских, сразу стало чересчур тесно. Еще никогда в розовой комнате не перемещалось столько народа за раз. Я чуть не провалилась сквозь землю от стыда, пока Ромка с деканом со снисходительными улыбочками рассматривали старые обои в выгоревший цветочек, кружевные занавески, бежевое покрывало на узкой кровати…

— Какая у тебя чудесная спальня, малыш, — умилился Рома и чмокнул меня в висок.

Да уж, не просто чудесная, а прямо-таки аутентичная. Теперь Верстовский точно никогда меня не бросит: жалость не позволит.

Когда я только уехала учиться в Англию, родители начали делать ремонт. Вот только в детский комнате его решили провернуть в самую