последнюю очередь. А потом деньги закончились, и обещанная реновация до моей спальни так и не докатилась.

— Вот и награды, — мама тем временем бесцеремонно залезла в старую тумбочку со следами наклеек, которые были приклеены еще при царе Горохе, и достала оттуда стопочку грамот, каждая из которых гордо покоилась в рамке. Когда-то они висели на стенах. но потом были убраны с глаз долой по моему настоянию.

— Там в соседнем ящике нижнее белье, — повысила голос я. — Не хочешь тоже показать?

Рома прыснул и покатился со смеху, декан закатил глаза и взялся за сердце. Мама же была возмущена, чего и следовало ожидать.

— Как ты себя ведешь, Маргарита? — возмутилась она. — Причем здесь твое белье? Простите ее, Вениамин Эдуардович. Она сегодня сама не своя.

— Молодежь, — загадочно изрек отец Ромки, поигрывая желваками. — У них одно на уме. Давайте пройдем в зал. Мне кажется, Марго некомфортно оттого, что мы вторглись в ее комнату.

— Хорошо, — вздохнула мама. — Мне как раз пора угощать вас тортом. Чай, наверное, уже заварился.

Почетная делегация наконец-то двинулась на выход из моей спальни.

— Рома, иди помоги Марине Васильевне! — скомандовал декан.

— Конечно, пап, — парень вместе с моей мамой скрылся на кухне. Я хотела прошмыгнуть мимо декана и присоединиться к папе, ожидающему в зале, но мужчина внезапно перегородил мне дорогу, остановившись в дверях спальни.

— Чего?! — я поняла, что впервые за сегодня обращаюсь к нему напрямую. Некстати вспомнила злосчастную переписку с Аделаидой… Внутри снова поднялась волна злости. Он продолжал стоять, глядя на меня сверху вниз с нехорошей усмешкой.

— Дайте пройти! — раздраженно прошипела я, видя, что он не собирается трогаться с места, и толкнула его в грудь.

— А знает ли ваша мама, чем занимается её "хорошая девочка" по ночам?.. — декан понизил голос до завораживающего шепота и перехватил мою руку. — В своей маленькой розовой спаленке, этими самыми крохотными ручонками?.. — он быстро поднёс ладонь внутренней стороной к своему рту и жадно поцеловал пальцы.

— Что вы имеете ввиду?! — я отдернула руку и с возмущением уставилась на него. Меня колотила крупная дрожь. Знала же, о чем он… Но препочла притвориться невинной овечкой.

— Как часто вы ласкаете себя, Марго?.. — он навис надо мной, наступая на меня и тесня к стене. — Вы ведь тогда кончили?.. Когда мы… — он не договорил. Внезапная хлесткая пощечина стёрла непристойность с его губ.

Верстовский отстранился.

Я выдохнула сквозь зубы, в оцепенении глядя ему в глаза. С ужасом понимая, что побила не кого-то, а декана собственного университета. Рука взлетела сама… Я даже не поняла, как это получилось. Всего одно мгновение забытья и непереносимых эмоций, кровь шибанула в голову и вот… Вениамин молчал, а на его правой скуле расцветал ярко-розовый бутон пиона. След от удара алел свежим цветком и выделялся на фоне бледной кожи, заметный даже в полутьме коридора.

— Совсем с ума сошла, Красовская? — глухо произнёс декан, отбрасывая официальный тон и переходя на "ты". Он и без зеркала знал, что происходит с его лицом. — И что мы теперь будем делать?.. Твоя мать ждёт меня на чай в соседней комнате!

22. В розовой спальне

Для верных слуг нет ничего другого,

Как ожидать у двери госпожу.

Так, прихотям твоим служить готовый,

Я в ожиданье время провожу.

(Сонет 57, У. Шекспир)

Я застыла, глядя на "творение собственных рук" и приходя в ужас.

Теперь все узнают… Небо и земля поменялись местами, и такие катастрофические последствия не смогут остаться неощутимыми для их обитателей. Ответ среды будет ужасен. Что сделают мои родители, если я начну встречаться с мужчиной немногим младше них? Запрут в квартире или выгонят из дома навсегда? Моя единственная подруга возненавидит меня, одногруппники сделают главным объектом университетских сплетен… А что будет с деканом? Если правда о связи со студенткой выйдет наружу, его могут лишить поста в так любимом им литературном.

Все отвернутся от нас — и будут правы, черт возьми!

То, что чувствую я… чувствуем мы с Верстовским…. Этому нет никаких оправданий. Безжалостная стихия сметет нас, если мы не сможем скрыть это безумство. Остановить его, пока еще не поздно.

— Скорее! — я взяла его за руку и увлекла в свою комнату. Тихо прикрыла дверь и закрыла её на замок. — У нас мало времени!

Вениамин выглядел сконфуженным и озадаченным: ещё более растерянным, чем тогда, когда получил оплеуху.

— Вы правы, Марго, на ЭТО сейчас и правда времени недостаточно, — нервно усмехнулся он, потирая щеку. — Давайте обсудим другую возможность…

— Замолчите! — прервала его я. — Ваш юмор сейчас неуместен.

Без понятия, сколько именно наше отсутствие останется незамеченным, а после того, как его все-таки заметят, как скоро оно вызовет нехорошие подозрения… Ясно одно: действовать нужно быстро и технично. И отринуть все лишние эмоции, которые могут помешать делать свое дело чётко, как машина.

— Садитесь! — показала на кресло, а сама подошла к туалетному столику. Нашла тональный крем, пудру, нужную кисть… На всякий случай прихватила ещё и консиллер.

Притихший декан покорно сидел в моём небольшом кресле, наблюдая за мной из-под полуопущенных век. Я обернулась и окинула его быстрым взглядом: мужчина в моей розовой спальне был совершенно не к месту.

И казался тигром, запертым в детском домике.

Я подошла к нему вплотную, оценивая нанесенный его внешности ущерб. Яркое пятно на правой скуле перетекало на щеку, сползая вниз неровным краем. Попробовать замаскировать его тональником или нарисовать такое же на другой щеке для симметрии?..

— Поверните голову! — я выдавила жирную каплю тональника и принялась спешно размазывать ее по лицу декана. Попутно рассматривая отца Ромки вблизи и поражаясь мягкости его кожи. Тому, как легко и непринуждённо скользит по ней мой палец, чуть проваливаясь вглубь. У Верстовского почти не было щетины. Не только потому, что он был гладко выбрит, а в целом: легкие затемнения виднелись только на подбородке, и немного по периметру лица.

Это было странно. Он же взрослый — очень, блин, взрослый — мужчина. Странно и… потенциально привлекательно. Наверное, поцелуи с таким неженкой не превращаются в пытку для женских губ…

Я снова начала нервничать. Дыхание, только-только пришедшее в норму, снова сбилось, стало рваным и поверхностным. Я затаилась и стала дышать ещё тише и реже, чтобы не создавалось впечатление, что я страстно пыхчу у него над ухом. Но Верстовский почувствовал перемену во мне. Либо тоже устал от тягостного молчания.

— Что на вас нашло, Маргарита? Вы сегодня и правда сама не своя.

— Извиняться не стану. Вы сами виноваты в