Он жалел, что не может объяснить это Шайлер.

«Это не тебя она ненавидит, Шайлер, а меня. Она простообратила свой гнев наружу, потому что не смогла заставить себя возненавидетьтого, кого любит. А меня она ненавидит за то, что я сделал, — за то, что яполюбил тебя».

Шайлер скептически взглянула на него, но промолчала. МимиФорс. Азраил. Ангел смерти. Разве это не работа Мими — обрывать жизнь? Кудивлению девушки, Джек словно бы прочел ее мысли.

— Ты не понимаешь — это часть равновесия. Мы те, кто мыесть. Смерть — это тоже часть жизни. Это дар Красной крови. Мими — частьвеликого плана, — произнес Джек.

Шайлер пожала плечами.

— Я как-то в этом не уверена, — сказала она. — Пока, Джек.

Лоуренс сосредоточенно изучал архивы из Хранилища и заметил,что одна из газетных вырезок полностью сгорела — кроме даты в заголовке.Двадцать третье ноября 1872 года. Он все еще размышлял над этим, когда Шайлервернулась из школы. Она рассказала дедушке, что сегодня днем Джек Форс смогпрочесть ее мысли.

— Я думала, что защищена от телепатии, и все-таки онзаглянул ко мне в сознание. Почему так получилось? — спросила Шайлер.

— Аббадон всегда был одним из самых одаренных провидцев, —объяснил Лоуренс. — Чтоб закрыть сознание от него, требуется кое-что побольшепростого навыка оккульдо. Но иногда случается, что тех, кого влечет друг кдругу, может объединять своего рода родство.

— Влечет друг к другу? — переспросила Шайлер.

— Ты наверняка заметила, что его влечет к тебе, — пояснилЛоуренс.

Шайлер покраснела.

Она надеялась, но никогда не думала, что это станетреальностью. И все же хотя Джек и был связан узами с Мими, он искал ее дружбы инамекал, что, быть может, заинтересован в чем-то большем. Однажды, давным-давно,он поцеловал ее. И тот парень в маске... Мог ли это быть он?

— Но он связан узами, — возразила Шайлер. — Этого не можетбыть.

— Нет. В нашем народе — нет. Аббадон всегда был таким. Ты непервая, кто испытывает его верность, — сказал Лоуренс. — Но это пройдет. Хваланебесам, что тебя к нему не влечет. Иначе это сулило бы беду вам обоим.

Шайлер уставилась на ковер под ногами, пытаясь понять, то лидедушка испытывает ее, то ли попросту предполагает, что Шайлер выберет верныйпуть просто потому, что она — его внучка.

— Да, — отозвалась она. — И слава богу за это.

Внезапно у нее закружилась голова, а перед глазами всепоплыло. У нее подогнулись ноги, но упасть девушка не успела: Лоуренс вскочил ипоймал ее.

— Ты меня не послушалась! — мрачно произнес он. — Ты невзяла себе человека-фамильяра. Ты слабеешь.

Шайлер покачала головой.

— Шайлер, это дело серьезное. Если ты не возьмешь фамильяра,то с высокой степенью вероятности впадешь в кому, как твоя мать.

— Но я...

Лоуренс оборвал ее, отрывисто скомандовав:

— Ты должна отправиться на охоту и использовать соблазнение.Зов. Теперь другого выхода нет.

Церемония Оскулор — так назывался ритуал между вампиром ичеловеком — обычно служила развитием уже существующих отношений. Потому-толюди-фамильяры традиционно были любовниками или друзьями Голубой крови. Нокодекс также разрешал применять силу соблазнения, если вампир оказывался вбезвыходном положении. Вампир мог использовать зов, чтобы притянуть человека ксебе, а потом загипнотизировать его и напиться крови.

— Я научу тебя словам на священном языке, которые инициируютэто воздействие, — произнес Лоуренс. — Сегодня вечером я пойду в клуб. Инадеюсь, что, когда вернусь, ты уже выполнишь все, что нужно.

Вскоре после этого дедушка ушел, оставив Шайлер в ее комнате.

«Я не хочу! — горько подумала она. — Я не хочу делать это счужим человеком. Я ни с кем не хочу это делать. Я вовсе не в безвыходномположении! Или все-таки в безвыходном?»

Потом кто-то постучал в дверь спальни Шайлер, словно быпривлеченный зовом.

— Что такое, Хэтти? — спросила Шайлер.

Дверь отворилась.

— Это не Хэтти, это я, — сказал Оливер и, ссутулившись,перешагнул через порог.

— Я не слышала, как открывалась входная дверь. Что ты здесьделаешь? — настороженно спросила Шайлер.

— Твой дедушка сказал, что ты хочешь, чтобы я зашел ктебе, —объяснил Оливер.

Ага. Так значит, Лоуренс сам прибег к зову. Тольковоспользовался для этого всего лишь телефоном.

«Очень умно, дедушка», — подумала Шайлер.

Оливер пересек комнату и сел на сундучок напротив кроватиШайлер. Он печально взглянул на девушку.

— Я тут подумал... если ты все еще хочешь, мы можем этосделать.

— Ты хочешь сказать...

— Да.

— Здесь? — спросила Шайлер, обведя взглядом свою комнату, сее постерами «Эванесенс», розовым кукольным домиком Барби, с рядами обложек«Плейбилл», с плакатами «Рент», «Авеню кью», «Мальчика из страны Оз»,развешанным по стенам еще с тех времен, когда Корделия регулярно брала ее ссобой на бродвейские мюзиклы. Это все еще была детская спальня, выкрашенная вярко-желтый цвет. Она не походила на логово вампира.

— А чем это место хуже любого другого? — Оливер пожалплечами. — Кроме того, так мне не придется тратиться на гостиничный номер.

— Ты точно уверен? — спросила Шайлер, коснувшись его руки.

— Да, — выдохнул Оливер. — Я знаю, что с тобой произойдет,если ты этого не сделаешь, и, между нами говоря, предпочту, чтобы ты непревращалась в овощ. Терпеть не могу овощи, — пошутил он. — Особенноброкколи... Ну, так как мы?.. — произнес Оливер. — Мне как, стоять? Или?..

Он встал и огляделся по сторонам. Он был настолько вышеШайлер!

— Нет, лучше сядь, — сказала Шайлер и мягким толчкомотправила юношу на свою кровать. — Так я смогу до тебя достать.

Она встала между его ног. Оливер поднял на нее взгляд.Шайлер подумалось, что он никогда еще не выглядел таким красивым — и такимуязвимым.

Оливер закрыл глаза.

— Только осторожно...

Шайлер наклонилась, поцеловала ямку в основании его шеи, апотом выпустила клыки и осторожно вонзила их в шею.

Оливер шумно втянул воздух сквозь зубы, словно бы от боли.

— Мне остановиться?

— Нет... продолжай, — отозвался юноша, махнув рукой.

— Я сделала тебе больно?

— Нет... На самом деле... даже приятно, — прошептал он.