а не земному вашему могуществу обязаны вы вашим королевским достоинством», – писал он Карлу Лысому. Значение помазания было уже усвоено королевской властью, которая вкладывала в обряд свой смысл. Избранный по обычаю франков королем в ноябре 751 г., Пипин в мае 752 г. торжественно короновался и был помазан на царствие Св. Бонифацием. Подчеркивая значение этого акта для легитимации новой династии (Каролингов), «узурпатор» Пипин торжественно заявлял, что «сим помазанием возвело нас божественное Провидение на престол»[466].

Подменяя акт народного избрания эманацией Божьей воли, священнодействие бесконечно возвышало помазанника над подданными. Он становился посредником между людьми и Богом, между земным и небесным царствиями, как бы «соправителем Христа»[467]. Помазание сулило прямую дорогу в рай. Вместе с тем ритуал символизировал определенную зависимость (реальная степень которой постоянно менялась) коронованных правителей от священнослужителей. Возникавшее в результате обряда «царственное священство» светской власти оказывалось, следственно, амбивалентным – возвышающим и обязывающим.

Характерно пророчество Ремигия, предсказывавшее (по Хинкмару), что династия Хлодвига «будет одерживать победы над всеми народами, пока останется на пути истины и веры». Если же правители «пренебрегут Церковью и нанесут оскорбление Богу», королевству грозят потрясения и смена династии. Об этом пророчестве станут часто вспоминать в потрясениях Столетней войны[468].

Со ссылкой на Ремигия появляется термин «rex christianissimus», «христианнейший король». Войдя в историческую традицию, понятие сделалось своего рода эталоном для правителей королевства (le roi très-chrétien). Король франков оказался первым среди варваров государем, принятым в лоно Церкви[469], на основании чего Святым Престолом было признано особое место страны как «старшей дочери Церкви». А на правителя Франции норматив «христианнейшего» накладывал особые обязательства, прежде всего заботу о благополучии Церкви. Кодекс королевского поведения предполагал набожность и благочестие, так чтобы подданные могли гордиться отменными свойствами своего государя. Постепенно эталон королевской религиозности становился признаком особой природы и высокого статуса самого государства, превращаясь в идеологию избранничества.

Хлодвиг уже в хронике Григория Турского уподоблялся своим крещением Константину, возродившему Римскую империю. Через века тема получила свое развитие, отражая надежды, которые возлагала Церковь на франкских королей, и одновременно возвеличивая последних. Согласно хронике Флодоарда «Historia Ecclesiae Remensis» (Х в.), каноника Реймсского собора, Ремигий при крещении заповедывал королю франков, что его королевство «предназначено Богом защищать Римскую Церковь, единственную настоящую Церковь Христа», что однажды оно станет «самым великим среди королевств» и охватит все пространство Римской империи, «подчинив все народы своему скипетру». И пребудет это королевство «до конца времен». В хронике, составленной аббатом реймсского монастыря Робертом ок. 1118 г. («Roberti Monachi historia Hierosolymitana»), франки как истинно христианский народ заменяли библейских евреев, оказываясь «святым народом»[470].

«Между 1150 и 1250 гг., – пишут Дефо и Птите, – французское королевство утвердится и упрочится в своих обрядах и своей идеологии. Король франков станет королем Франции и провозгласит себя самым могущественным на Западе. Закрепится память о Хлодвиге. Наиболее официальная из версий его жизни будет составлена на вульгате, что расширит ее распространение»[471]. Собственно ритуал формирующейся «королевской религии» восходил к крещению Хлодвига (который при крещении получил имя Людовика: Clodoveus – Ludovicus). Легендарные атрибуты этого акта становились регалиями королевства, возвышавшими его в силу божественного происхождения над другими. Важнейшей реликвией стал сосуд со священным елеем.

Все чудодейственные свойства королей Франции, включая не в последнюю очередь целительные способности, оказывались производными от божественной мази. В хартии, дарованной в 1380 г. Реймсскому капитулу Карлом V, сообщалось: «В святом храме славного города Реймса Хлодвиг… король Франции, услышал предсказание знаменитого исповедника блаженного Ремигия; и вот когда исповедник крестил того короля и народ его, Святой Дух или же ангел спустился с неба в виде голубки и принес сосуд, полный священного мира; сим-то миром и помазали короля Хлодвига, а затем в дни освящения и коронации… всех последующих королей Франции… Помазание же сие, милостию Господней, даровало королям Франции таковую силу и таковую благодать, что одно лишь прикосновение их рук избавляет страждущих от болезни золотухи».

Небесный дар, выделяя французских королей, возвышал их над другими коронованными христианскими владыками. В начале XIII в. Людовик VIII с гордостью заявлял, что он «один из всех королей земли владеет блистательной и славной привилегией, ибо помазан он елеем, спустившимся с небес»[472]. С XII в. стать «помазанником Божиим» означало во Франции конкретно быть помазанным в Реймсском соборе из священного сосуда. В 1089 г. коронационная привилегия реймсских архиепископов была признана папой Урбаном II и нарушалась только дважды: в 1110 г. Людовиком VI и в 1594 г. Генрихом IV. «Вместе с реймсскими архиепископами победу одержал и Священный сосуд»[473].

Сам акт помазания на царство, возводивший монарха в разряд священнослужителей, был заимствованием ветхозаветной традиции, в которой теократические идеи накладывались на анимистические представления о высших дарах и чудодейственных способностях правителя. Мотив чудо-происхождения реймсского елея Блок считал фольклорным, а «едва ли не гениальной находкой» Хинкмара называл использование этого мотива в ритуале коронации. Не имея за собой прочной традиции бытования в стране, обряд нуждался в освящении. Хинкмар «одарил его преданием»[474].

С первым христианским королем традиция связывает также происхождение королевского герба. По одной из легенд, Хлодвиг перед поединком с могущественным соперником получил щит с тремя золотыми лилиями на лазоревом фоне. Доспехи, обеспечившие Хлодвигу победу, были обретены чудесным образом в результате молитвенного обращения Клотильды вместе с монахом-отшельником к Богу. Характерна описываемая в легенде местность, где развертывались события, со знаменитой уже к тому времени башней Монжуа в центре[475]. Превращение местной легенды в официальную версию Блок связывает с окружением того же Карла V, с его внимательностью – в разгар Столетней войны – ко всему, что «могло укрепить авторитет королевской власти как силы сверхъестественной»[476].

Одна из средневековых королевских регалий, орифламма[477], изначально была церковной хоругвью Сен-Дени. В качестве королевского боевого штандарта ей предшествовала хоругвь небесно-голубого цвета из аббатства Св. Мартина в Туре. В 1124 г. Людовик VI получил орифламму вместе с причастием в Сен-Дени перед сражением с английским королем Генрихом I. По другой версии, превращение орифламмы из церковной хоругви в королевское знамя началось в ХI в., с Филиппа I[478]. В обоих случаях событие связывают с приобретением у аббатства Сен-Дени в лен Вексенского графства, после чего французские короли «сделались одновременно вассалами, защитниками и гонфалоньерами святого»[479].

Происхождение орифламмы ярко живописуется в легенде о видении византийскому императору всадника с копьем, из которого вырывалось пламя. Всадник был идентифицирован как Карл Великий, который явился спасти Византийскую империю от «сарацинов». Согласно своему сакральному смыслу орифламма предназначалась для войн с «неверными» и искоренения ересей. Однако