Во второй раз она видела обнаженное мужское тело в прошлом году. Дэвид взял ее и близняшек в официальную поездку по верховьям викторианского Нила. А там, на побережье большой реки, проживали совершенно дикие племена шиллук и динка, которые не обременяли себя одеждой. Девушки были крайне поражены этим обстоятельством и не могли успокоиться даже когда отец объяснил им, что для местных жителей это давняя традиция и не стоит обращать на них никакого внимания. С тех пор Ребекка считала огромные черные отростки аборигенов безобразным украшением туземцев и относилась к ним, как и к другим вещам подобного рода, например, кольцам в проколотых губах и ноздрях у представителей племен Новой Гвинеи, которых видела на иллюстрациях.

Однако когда Пенрод Баллантайн набросился на нее этим утром, эффект был просто потрясающий. Ее охватило странное чувство, от которого она до сих пор не могла избавиться. Даже сейчас, в полной темноте, с шерстяной накидкой на голове и прижатыми к лицу руками, она ощущала, что заливается густой краской, а лицо горит огнем.

Она в очередной раз сказала себе, что никогда больше не будет об этом думать. Под словом «это» она подразумевала все увиденное утром в голубой комнате для гостей. Никогда. Никогда больше. Она повторяла эти слова как заклятие, но чем старательнее стремилась забыть увиденное, тем сильнее оно врезалось в память, вызывая смутное беспокойство. Уже через минуту она снова погрузилась в эти воспоминания.

После того давнишнего визита в Европу Ребекка случайно подслушала разговор матери с подругой. Они обсуждали именно этот предмет и в конце концов пришли к выводу, что обнаженная женщина может быть прекрасной, а обнаженные мужчины таковыми не являются, кроме, разумеется, «Давида» Микеланджело.

– Это не было безобразным или неприличным, – возразила тогда Ребекка матери. – Это было… Это было… – В то время она так и не нашла ответа, поскольку и сама не знала, что это было. Но уже ощущала нечто волнующее, будоражащее воображение, томящее душу. А происшедшее позже между ней и Райдером Кортни имело самое непосредственное отношение к первому эпизоду, причем настолько странное и непонятное, что невозможно было определить словами.

За последние несколько месяцев они с Райдером стали друзьями. Она увидела в нем человека необыкновенно интересного, умного и даже забавного. Он знал множество любопытных историй и, как неоднократно замечала Саффрон, был красив и источал приятный аромат. В трудные дни осады, когда город охватил ужас смерти, болезней и голода, общение с ним придавало ей сил, успокаивало и дарило надежду. По мнению ее отца, Райдер Кортни был человеком в высшей степени достойным и солидным. Несмотря на превратности судьбы, когда казалось, что мир вокруг безвозвратно рушится, он создал весьма преуспевающее предприятие и тем самым помог многим людям избежать голодной смерти. Он всегда заботился о своих рабочих и не забывал про друзей. Именно он научил их производить зеленые лепешки, веселил своими шутками и заставлял хотя бы на время забыть о гнетущем страхе. Ребекка чувствовала себя защищенной рядом с ним. Конечно, пару раз он дотрагивался до нее, но слишком невинно, чтобы делать какие-то выводы. Просто иногда брал ее за руку во время разговора или прогулок. В таких случаях она всегда отстранялась, поскольку мать постоянно предупреждала ее об опасности такого общения с мужчинами. Они могут соблазнить женщину, а потом бросить на произвол судьбы, и она никогда не найдет себе достойного мужа. Подобная перспектива казалась ей ужасной и, по опыту ее матери, уступала только незапланированному ребенку.

В то утро, раздираемая смутными предчувствиями и странным беспокойством, она отправилась на фабрику одна, хотя раньше всегда брала с собой кого-то из близняшек, служивших ей в качестве прикрытия. Но в тот раз она переживала такое сильное смятение чувств, что решилась отправиться к Райдеру, пытаясь избавиться от тягостного ощущения вины и стыда перед капитаном Пенродом Баллантайном, а также от одолевавших ее мыслей о нем. Сознание, что она унаследовала худшие черты матери, приводило ее в ужас. Именно тем утром она больше всего нуждалась в утешении.

А Райдер, как всегда, был счастлив видеть ее и попросил Башита сварить бесценный в их условиях кофе. Сначала они болтали о том о сем, обсуждали близняшек и их уроки, которые практически прекратились с началом осады. И вдруг совершенно неожиданно для себя Ребекка расплакалась. Райдер ничего не мог понять. Он знал, что она никогда не хныкала без повода, по-дружески обнял за плечи и легонько прижал к себе.

– Что случилось? – заботливо спросил он. – Я никогда не видел тебя такой расстроенной. Ты же всегда была самой славной и храброй девушкой из всех, кого я знал.

Ребекку потрясло ощущение покоя и умиротворения, которое он навевал своим присутствием. А его объятия совершенно вскружили ей голову.

– Извините, – едва слышно прошептала она, но даже не попыталась отстраниться. – Я веду себя очень глупо.

– Нет, не глупо, – мягко успокоил он ее, как обычно разговаривал с испуганными животными или обиженными детьми. – Я прекрасно тебя понимаю. Это слишком тяжелое испытание для всех нас скоро закончится. Поверь мне, наша армия будет здесь еще до Рождества.

Она молча покачала головой. Ей хотелось сказать, что дело вовсе не в войне с дервишами, не в Махди или осаде города, но он нежно погладил ее руку, и она позабыла обо всем на свете. Не соображая толком, что делает, Ребекка неожиданно прижалась лицом к широкой груди и вдруг ощутила его тепло, силу и запах мужского тела.

– Райдер, – прошептала она и подняла голову, чтобы объяснить ему свои чувства. – Дорогой, милый Райдер… – Но не успела продолжить, ощутив на своих губах его горячий поцелуй. Потрясение было настолько сильным, что она не могла даже пошевелиться. А когда все-таки собралась с силами оттолкнуть его, вдруг ясно осознала, что не хочет этого. Чувство показалось ей таким новым, свежим и необыкновенно приятным, что стоило продлить его хотя бы на несколько мгновений.

Эти несколько мгновений превратились в несколько минут, а когда она приоткрыла рот, чтобы высказать свой протест, произошло нечто невероятное: его язык скользнул между ее губами и лишил этой возможности. Ноги подкосились, и она обмякла у него в руках. Крепкое мужское тело прижалось к ней, и она пискнула, словно новорожденный котенок, ищущий тепло своей матери. Затем началось самое странное. К своему удивлению, она вдруг почувствовала что-то твердое, возникшее между ними внизу живота и, казалось, жившее своей собственной жизнью. Это ужасно напугало ее, но сил противиться наваждению уже не было. Воля оказалась парализованной, и уйти от него она не могла.

Истерические голоса сестер-близняшек грянули как гром среди ясного неба: «Она целуется с ним! Бекки целует Райдера в губы!»

Вспоминая этот эпизод, она так увлеклась, что невольно заговорила вслух, все еще прячась за огромной пушкой:

– И вот теперь даже Саффи ненавидит меня. И я сама ненавижу себя. Все так ужасно, что хочется умереть.

Она не знала, как далеко разносится ее голос, пока из темноты не послышался чей-то ответ.