коммунизмом [принесли] широкое распространение коррупции и экономические беды, фактически приведшие к взрыву преступности». Эта сцена с титрами показалась Кейтону-Джонсу интересным способом представить «природу истории», которую он описывает как «ФБР, помогающее российским властям подстроиться под вестернизацию России» [Caton-Jones 2008][228]. «Грохочущая, почти индустриальная музыка, – добавляет он, – должна была задавать тон, [чтобы создать] ощущение беспокойства». Если эта увертюра, упрощенно сводящая историю огромного государства двадцатого века к циклу насилия, коррупции и угнетения, напоминает подход канала MTV к русской культуре, то такое сходство вовсе не случайно: к работе над монтажом Кейтон-Джонс привлек лондонский коллектив, специализирующийся на рекламе и поп-видео, а рок-группа «Massive Attack» написала музыкальное сопровождение. «Очень довольному» тем, как эти «забавные титры» создают и «мини-историю», и ощущение беспокойства, режиссеру больше нечего было сказать о России – ни здесь, ни в остальной части фильма. Более того, когда в первой сцене ФБР и МВД совместно осуществляют надзор над московским ночным клубом, мы на самом деле видим на экране улицу в Хельсинки, дополненную наложенным на заднем плане изображением собора Василия Блаженного, который представляет русскую столицу [Caton-Jones 2008].

Почему именно ФБР оказалось в Москве и почему оно помогает внутренним российским правоохранительным органам – вопрос, который задавали многие рецензенты, правда, лишь для того, чтобы отделаться от этой предпосылки как от первой из бесчисленных нелепиц, наполняющих сценарий. Конечно, в экстра-диегетическом плане этот сюжетный ход можно объяснить предыдущими фильмами – «Самолетом президента» и «Миротворцем», – где американские лидеры уже покровительствовали голливудской России. Заместитель директора ФБР Картер Престон (Сидни Пуатье) всегда оказывается поблизости, и даже невероятным образом отдает приказы местной милиции – ведь его опыт в идентификации ДНК может помочь его коллеге, майору Валентине Козловой (Дайан Венора), обвинить российского мафиози Газзи Мурада (Равиля Исьянова) в убийстве мэра. Как обычно, национальные черты здесь выглядят полными противоположностями, и если бы в фильме присутствовал аналогичный уничижительный монтаж американской истории, то он мог бы легко включить такие позорные для нации эпизоды, как суды над ведьмами, Ку-клукс-клан, Уотергейт и избиение полицией Родни Кинга. С одной стороны, то, как Газзи прибывает в огромном лимузине, как приятель встречает его с шампанским и полураздетыми женщинами, а также целая серия его оскобительных реплик, обращенных к Козловой («Что? Нет отката на этой неделе? Чертова рыночная экономика!», «Отсоси, дорогая», «Ты теперь трахаешься с американцами, уродливая милицейская шлюха?», «Ты, шлюха со шрамом»), – все это мгновенно представляет зрителю его как «нового русского», а саму Москву – как очаг неокапиталистического упадка, коррупции в милиции, присутствия мафии и чрезмерного сексизма. С другой стороны, достойное поведение Престона косвенно подразумевает не только превосходство Америки в науке, но и преодоление ею расизма[229]. И, конечно, Пуатье идеален для этой роли как один из первых афроамериканских актеров, получивших признание и известность в 1960-х годах и впоследствии ставших символом преуспевания черных. Далее в этой сцене Престон прерывает оскорбления Газзи в адрес Козловой, а затем заверяет ее в том, что она правильно поступила, застрелив напавшего на нее преступника, – хотя по сути все это создает не столько контраст между Престоном и женоненавистником Газзи[230], сколько ощущение того, что Престон, наслаждаясь своим американским патернализмом, попросту наставляет и без того умную русскую женщину.

После этой драматической коллизии действие фильма переносится в Хельсинки, где приятель Газзи сообщает Тереку Мураду (Дэвид Хейман) о смерти его брата. Разумеется, Терек – суровый, зловещий и хладнокровный главный злодей фильма (с неизменной лысиной), – принимает новости плохо. Спросив своего приспешника, сколько милиционеров он убил, и поняв, что тот не смог не только предотвратить смерть Газзи, но даже отомстить за нее, он врубает ему в голову топор. На тот случай, если вдруг кто-то не понял его намека, он объясняет свой поступок присутствующим, произнося слова на английском языке с мелодраматичным псевдорусским акцентом: «Я любил этого человека как брата. <…> И я не рад этому. Но пораскиньте мозгами, если я сделал это с тем, кого люблю, то что тогда я сделаю с тем, кого ненавижу?» С учетом того, как всего за несколько минут до этого Газзи издевался над Престоном («Это не Чикаго, а Россия!»), возникает ощущение, что русская мафия все же наконец догнала своих американских предшественников – фраза Терека любопытно перекликается с похожей репликой Аль Капоне из «Неприкасаемых» Брайана Де Пальмы (1987). К тому же сам Терек выглядит продолжением целой вереницы театрально коварных тиранов-мегаломанов «Спектра» и «СМЕРШа» из серии о Джеймсе Бонде. В следующей сцене, где он нанимает Шакала, чтобы тот помог ему в войне с ФБР, он продолжает свою цветистую риторику: «МВД убило моего брата. Поэтому я хочу, чтобы они утонули в собственной крови. Но их союзники – в Америке, и я хочу отправить им послание. Здоровенное послание. Я хочу нанести удар им прямо в мозг». Наконец, учитывая предрасположенность Голливуда к наделению незападных граждан склонностью к примитивному насилию и беспричинному расизму (последним, к примеру, сценарист Чак Пфаррер «наградил» арабских злодеев в фильме «Морские котики», 1990)[231], следует также отметить, что сами имена Газзи и Терека Мурадовых отсылают не к самой России, а к некоему ее азиатскому региону, возможно Чечне[232].

В отличие от Кодорова, фигура которого периодически реанимируется в «Миротворце» чтобы удерживать в поле зрительского внимания тему российской коррупции, Терек исчезает сразу же после заключения контракта на убийство американской ВИП-персоны. Будучи нанимателем, он продолжает присутствовать в фигуре своего киллера, который, будучи инструментом русской мафии, становится гораздо более выраженной злодейской фигурой, чем действующий во Франции наемник из оригинального фильма Циннемана. Принимая во внимание, что первый Шакал (Эдвард Фокс) был бесстрастным профессионалом, обладающим и обаянием, и ловкостью, стрелок Пфаррера, напротив, хоть и искусен в маскировке, но эгоистичен и совершенно не презентабелен – исполняющий его роль Брюс Уиллис то делает каменное лицо, то изображает самодовольство[233]. Кроме того, он наслаждается садистскими играми в «кошки-мышки» с теми, кто оказывается в его власти: калечит и затем взрывает эксперта по оружию Яна Ламонта, издевается над подстреленной им умирающей Козловой, рисуя на ее щеке сердечко ее собственной кровью[234], а также цинично использует девочку-подростка в вашингтонском метро, чтобы уйти от преследования. Но тогда, по сути, этот Шакал может быть только подлецом, поскольку он фокусирует в себе всю гнусность русского Терека – точно так же, как в российских фильмах той эпохи низменные американские черты были сфокусированы в образах «новых русских» (см. главу четвертую).