Фюрер одобрял основные направления кайзеровской политики и сожалел лишь о негодных методах ее исполнения. В «Моей борьбе» он писал: «Я видел в Вильгельме II не только немецкого императора, но прежде всего создателя немецкого флота. Когда германский рейхстаг стал чинить Вильгельму II препятствия в его публичных выступлениях, это меня огорчало чрезвычайным образом, особенно потому, что в моих глазах к этому не было никакого повода. И это заслуживало осуждения, тем более что ведь сами господа парламентские болтуны в течение какой-нибудь одной сессии всегда наговорят гораздо больше глупостей, чем целая династия королей в течение нескольких столетий, включая сюда и самых глупых из них.

Я был возмущен тем, что в государстве, где всякий дурак не только пользуется свободой слова, но и может попасть в рейхстаг и стать «законодателем», носитель императорской короны становится объектом запрещений и какая-то парламентская говорильня может «ставить ему на вид».

А вот идею о том, что недостатки германского школьного образования стали одной из причин военного поражения, Гитлер категорически отрицал. В «Застольных разговорах» (так иногда условно называют стенографические записи выступлений Гитлера в ставке в 1941–1942 годах, из которых впоследствии собирались составить книгу наподобие «Моей борьбы») 12 апреля 1942 года он утверждал: «Учителя народных школ когда-то попытались сделать себе рекламу, используя крылатую фразу о том, что «войну 1866 года выиграл прусский учитель. Это чистейшей воды ерунда. Победа Пруссии объясняется превосходством игольчатых ружей и другими вещами, на которые учителя народных школ уж никак не могли повлиять. Верно лишь то, что по сравнению с заграницей школьное образование в Германии на протяжении всего прошлого столетия находилось на необычайно высоком уровне. И большую логическую ошибку совершают те, кто, стремясь опровергнуть этот факт, приводят в качестве примера английские колледжи. Ибо результаты преподавания в них обусловлены тем, что учиться в колледжах имели право лишь представители правящего слоя английского народа. Напротив, немецкие школы уделяли внимание всем слоям населения, и среднюю успеваемость их учеников ни в коем случае нельзя сравнивать со средней успеваемостью в английских колледжах. И все же нужно добиться того, чтобы благодаря реформированию всей системы школьного образования учащиеся немецких школ показали гораздо лучшие результаты в учебе и поведении, чем ученики английских колледжей. С этой целью я велел создать национал-политические воспитательные учреждения, именуемые теперь «имперскими школами».

Создавая эти школы, я приказал им руководствоваться следующим принципом: отбирать среди всех слоев германского народа элиту мальчиков и девочек и воспитывать их в надлежащем духе. Воспитание должно ставить перед собой цель сделать их тела крепкими, характеры твердыми, а умы гибкими. Этого можно достичь с помощью учителей, которые вместе с учениками проходят труднейшие этапы обучения, вместе с ними прыгают с парашютом и водят автомобили и мотоциклы.

То, что «имперские школы» дают совершенно выдающиеся результаты, ясно показали Олимпийские игры в Берлине. Обучавшиеся в колледжах англичане завоевали лишь 8 золотых медалей, а молодые германские спортсмены добыли 33 высшие награды. А все потому, что они прошли спортивную закалку в «имперских школах», где спорт всячески приветствуется».

Обанкротившийся кайзер в заключение своих мемуаров выдвинул программу, реализовывать которую на практике выпало Гитлеру с его Национал-социалистической рабочей партией: «Немецкий народ должен полагаться лишь на свои собственные силы, а не на чью-либо помощь. Когда во всех слоях нашего народа снова пробудится национальное самосознание, тогда начнется возрождение. Все классы населения, хотя бы их пути в других областях государственной жизни и расходились, в национальном чувстве должны быть едиными. Именно в этом обстоятельстве кроется сила Англии, Франции и даже поляков. Вместе с пробуждением национального самосознания все немцы снова обретут и чувство своей принадлежности к одному народу, и сознание величия нашей благородной нации, чувство национальной гордости и ту подлинно немецкую этику, которая была одной из скрытых сил, сделавших Германию такой великой. Как и до войны, Германия снова будет играть в семье культурных народов роль наиболее продуктивного в производственном отношении государства. В мирном соревновании народов она снова будет победоносно идти впереди всех в области техники, науки и искусства, принося пользу не только себе, но и всем народам мира. Я верю в аннулирование несправедливого Версальского решения, что будет достигнуто как благодаря благоразумным элементам за границей, так и благодаря самой Германии. Я верю в немецкий народ и в то, что он и в дальнейшем будет продолжать осуществлять свою мирную миссию на земле, миссию, прерванную ужасной войной, которую Германия не хотела и за которую она не может быть ответственна».

Вильгельм II рассчитывал, что национальное сплочение поможет Германии в мирном соревновании с другими державами. Гитлер на практике достиг чаемого кайзером национального единства, но направил его не на реализацию мирных позитивных целей, а на экспансию, приведшую к еще более ужасной войне. В этой войне германская армия и народ сохраняли единство до самого конца, ни о каком «ударе кинжалом в спину» и речи не было, но поражение Германии оказалось еще более страшным и тотальным, чем в Первой мировой войне, и ознаменовало собой окончательный крах Германской империи.

Гитлер не слишком высоко ставил последнего германского кайзера в личном плане. В своей ставке 2 апреля 1942 года фюрер противопоставлял Вильгельму II болгарского царя Фердинанда I, который во время революции 1918 года хотя и вынужден был отречься от престола, но сохранил его для своего сына – царя Бориса III: «Если кого-то заденет то, что царь Фердинанд корыстолюбивей любого еврея, то ему следует сказать, что он достоин восхищения за свою отвагу и решительность. Если бы у нас в Германии на императорском троне восседал он, а не Вильгельм II, мы бы не тянули с мировой войной до 1914 года, но нанесли удар уже в 1905 году, и если эта хитрая лиса в 1918 году в условиях всеобщего краха нашла пути и средства, чтобы сохранить для сына престол, то она бы наверняка нашла также пути и средства для спасения Германии от катастрофы».

А 31 мая 1942 года фюрер дал кайзеру совсем уж уничижительную характеристику: «Вильгельм 11 вел себя совершенно недостойно для монарха. Он не только постоянно позволял себе оскорблять лиц из своего ближайшего окружения, но и ироническими замечаниями делал своих гостей посмешищем в глазах всех присутствующих. Его неуклюжая фамильярность в общении с другими монархами (похлопывание по плечу и т. п.) также способствовала тому, что многие перестали относиться к Рейху с симпатией. Монарх должен сознавать, что в личном общении он обязан вести себя сдержанно и достойно.

Пример Вильгельма II свидетельствует о том, что один-единственный монарх-неудачник может погубить всю династию. И тот, кто хочет творить историю, должен к тому же отдавать себе отчет, что одно-единственное неудавшееся поколение может погубить весь народ».

Вильгельм II, безусловно, не обладал качествами выдающегося государственного деятеля. Однако вряд ли эти качества были присущи и его деду, первому германскому императору Вильгельму I, что отнюдь не помешало строительству империи. Действительным несчастьем для последнего германского кайзера было то, что рядом с ним не оказалось рейхсканцлера, хотя бы наполовину равного в своих способностях Бисмарку. И Бетман-Гольвег, и его преемники, равно как и предшественники, были лишь бледной тенью «железного канцлера». Однако ни с точки зрения темпов экономического развития, ни с точки зрения эволюции политического строя Вторую империю 1871–1918 годов никак не назовешь «загнивающим» или «застойным» государством, где одаренным людям был закрыт путь наверх и высокопоставленные должности занимали сплошь бездарности. Так что, по большому счету, сочетание бездарного кайзера с бесцветным канцлером можно отнести к разряду исторических случайностей. Поэтому вполне можно допустить, что при более толковых руководителях старый кайзеровский Рейх был бы сохранен, а человечество избежало бы трагедии двух мировых войн. Но и наличие «хороших» кайзера и канцлера – это такая же историческая случайность, как и наличие «плохих» Вильгельма II и Бетмана. А вот было ли закономерным и фатально неизбежным вооруженное столкновение молодой Германской империи со «старыми империалистами» – Францией, Англией и Россией (первая к тому же была «наследственным врагом» Пруссии-Германии) – большой вопрос.