Может быть, она слишком умна.

Она его определенно перехитрила. Надо было заделать дыру. Он оставил ей отверстие, чтобы она могла следить за сменой суток и получать хоть немного свежего воздуха. Теперь понятно, что это была ошибка. В следующий раз он использует полную темноту и дезориентацию в качестве дополнительных инструментов.

Он потерпел поражение. И если не вернуть Челси, вся работа окажется напрасной.

Этого допустить нельзя.

Внутри у него закипала ярость, которую не усмирить никакими дыхательными техниками. Она билась в груди, как птица в клетке. Хватала за ребра и трясла, как решетку. Необходимо дать выход гневу, иначе он просто не сможет мыслить ясно.

Вернувшись в сарай, он взял нож. Закатав рукав, он надрезал кожу на предплечье. Выступила кровь, но порез получился ровный и аккуратный, а боль – недостаточно сильная, чтобы усмирить его эмоции. Ему нужна была сила дефибриллятора, не меньше. Он накалил паяльную лампу и взял железное тавро, которое использовал для Челси. Символ бесконечности, поскольку она будет принадлежать ему всегда. От воспоминания у него потемнело в глазах от гнева. Если гнев не унять, он войдет в красную зону. В его голове бушевал ураган пятой категории. Так продолжаться не может. Надо решить, куда это все выплеснуть.

Пока железо нагревалось, рука его дрожала от злости и нетерпения. Закатав брючину, он прижал к ноге раскаленное докрасна тавро. Почувствовался запах жженой плоти. Его бросило в пот. Ногу пронзила боль, красивая и яркая, как ослепительный взрыв.

Он отдернул железку. По мере того, как боль достигла пика и потом начала спадать, его гнев постепенно утих. Он бросил тавро в ведро, чтобы остудить. Рубашка насквозь пропиталась потом. В ноге пульсировала боль.

Зато голова холодная и готова трезво мыслить.

Он достал ту же аптечку первой помощи, что использовал для Челси, обработал и перевязал рану. Постоянная боль поможет ему сосредоточиться на своей миссии.

Он расправил штанину, выпрямился и вышел на улицу. С новыми мыслями он продолжил осматривать место, откуда сбежала Челси.

К поляне и лесу за ней вело несколько следов босых ног. Ночью он дошел по ее следам до леса, но ей удалось скрыться в темноте.

Однако все поправимо. Он знает, где она живет. Один раз он ее уже оттуда забрал. Можно проделать это снова. На этот раз она будет начеку. Ее наверняка будет охранять полиция. Теперь планка поднимается выше. Но если набраться терпения, то со временем внимание рассеется.

Никто не может сохранять предельную бдительность в течение долгого времени. Это неестественно. Если ничего не будет происходить, то рано или поздно они расслабятся.

Однако терпение никогда не было его сильной стороной. Возможно, лучше найти другую женщину и отточить на ней свои методы.

Челси, безусловно, предназначена для него, но кто сказал, что она должна быть его единственной женщиной? Но что, если она запомнила слишком много подробностей о контейнере? Что, если она приведет полицию к нему на порог? Надо как-то до нее добраться.

Надо вернуть ее.

А если не получится, она заплатит высшую цену.

Челси опустила голову на подушку. Нервы гудели, как электрические провода. Тело отказывалось признавать, что теперь ему ничего не угрожает. Ее положили в палату прямо напротив сестринского поста для тщательного наблюдения. При этом она оказалась в самом сердце отделения, где всегда было людно и шумно. Она вздрагивала от каждого звона металлического поддона и стука захлопывающегося ящика. Ее лечащий врач, миниатюрная азиатка, немногословная и спокойная, сказала, что состояние Челси можно рассматривать как стабильное. Однако сама Челси никакой стабильности не ощущала.

По словам доктора, ее организм по-прежнему находился «в режиме полета». Ей предложили успокоительное, но Челси отказалась. Ей совсем не хотелось снова оказаться накачанной препаратами и совершенно беспомощной.

Ощущая легкую дрожь, Челси натянула одеяло до подбородка. Интересно, она когда-нибудь сможет согреться?

Болело все тело, от разодранных ног до избитого лица. Болели глаза. В ней не осталось ничего, что не было бы побито, изранено, ободрано и истощено.

И все же она здесь.

Живая.

Она победила.

Услышав звук открывающейся двери, Челси подпрыгнула на кровати.

Тим.

Сердце замерло в груди. Она думала, что больше никогда его не увидит.

Он вошел в палату. Хотя Тим старался не подавать виду, но Челси заметила, как он шокирован ее видом. Она еще не смотрелась в зеркало, но знала, что выглядит ужасно. Губа разбита, под обоими глазами фингалы, нос сломан. Она сильно пострадала от обезвоживания и гипотермии. Кожа грубая и неживая, словно чужая.

В ногах у кровати стояла медсестра и что-то записывала в карточку.

– Вечером будет дождь, – произнесла она мягким монотонным голосом.

Тим подошел ближе. Остановился посреди палаты, словно боясь подойти вплотную. Боясь спугнуть ее.

– Привет, Челс. Это я.

На Челси нахлынули все чувства сразу. Она не знала, на каком сосредоточиться. Любовь. Облегчение. Благодарность.

Она хотела во что бы то ни стало выжить, чтобы снова увидеть мужа и детей, и она это сделала.

И что теперь?

Медсестра положила карточку и подошла к Челси, чтобы измерить пульс.

– Я как раз рассказывала вашей жене, как все рады ее видеть.

Деланая любезность медсестры раздражала Челси. Она сглотнула, но горло оставалось пересохшим.

– Тим.

Ее голос прозвучал как хрип.

Он с шумом выдохнул.

Каково ему сейчас? Должно быть, он думал, что она мертва.

– Оставлю вас одних на пару минут, – сказала медсестра, протягивая Тиму пластиковый стаканчик с водой. – Если понадоблюсь, я тут рядом. – Кивнув, она вышла из палаты.

Тим поднес соломинку к губам Челси. Челси сомкнула губы, поморщившись оттого, что ранка снова треснула. Почему она так реагирует на слабую боль после всего, что ей пришлось пережить? Казалось, тело стало сверхчувствительным. Неужели ее запас прочности исчерпан?

– Так хочется тебя обнять, но боюсь сделать тебе больно, – сказал Тим, и глаза его заблестели. Неужели он плачет?

– Все нормально, – с трудом произнесла Челси.

Он наклонился над ней, внимательно изучая ее лицо.

– Я хочу поцеловать тебя, но не знаю куда.

По ее щеке скатилась слеза. Челси вынула руку из-под одеяла. Тим взял ее за руку, чувствуя знакомое, родное тепло. Челси не спешила отстраняться.

Это то, о чем она молилась.