На ринге такой приём, само собой, не прокатит, но надо отдать должное её хитрости. Она отвлекает меня поцелуем и, дождавшись, когда я полностью расслаблен, делает подсечку. Я смеюсь и тяну её на себя, размышляя, что как раз в зале мы еще ничем таким интересным не занимались.

На самом интересном месте нас прерывает звонок телефона, оставленного на окне. Без задней мысли командую соединить по громкой связи. Это Алия:

— Кирам. Я в больнице. У меня угроза прерывания беременности.

32

МАРИ

— В какой ты клинике? — подрывается Кир, оставляя меня лежать на холодных матах. Хватает телефон и выходит из зала. Что ж, разве не чего-то подобного я и ожидала? Пытаюсь воззвать к своей совести — ведь речь о детской жизни. Но, по правде говоря, мне плевать на чужого ребёнка. Ребёнка, которого он якобы не хотел. Кир заглядывает снова, просит меня одеться и поехать с ним. Не заморачиваясь, накидываю верхнее платье прямо на спортивный топ и леггинсы. Всё равно же никто не увидит. Пока едем в больницу, в машине царит напряжённая тишина.

— Поговори со мной, — прошу, когда мы уже на парковке госпиталя.

— О чём? — Кир до ужаса отстранён.

— О ребёнке. О твоём ребёнке.

— Что ты хочешь услышать?

— Ты довольно быстро собрался для человека, который этого ребёнка не хотел, — наверное, мой голос звучит несколько обвиняюще.

— Даже если я его не хотел, от этого он не перестаёт быть моим сыном.

— Это мальчик? — про пол ребенка я слышу впервые, мы вообще в разговорах стараемся избегать всего, что связано с Алией и её беременностью. Кир кивает.

— Да, Джамиль. Это значит красивый.

— Вы уже и имя выбрали. Мило.

— Мари, не начинай, — требует он.

— Пойдём, — говорю устало. — Узнаем, что там с твоим сыном.

В приёмном покое находим врача, который с готовностью провожает нас к Алие. По дороге он что-то рассказывает Киру, но там слишком много терминологии и я мало что понимаю. А вот фразу про покой и уход я вполне разобрала. Ну, вот и кончились мои каникулы.

Когда заходим в палату, она не может сдержать раздражённого взгляда, заметив меня. Но к Киру обращается приторным голоском милой девочки:

— Как хорошо, что ты пришел. Кирам, мне очень тяжело объяснять людям, почему рядом со мной нет отца ребенка.

Её речь звучит настолько фальшиво, что меня, кажется, вот-вот стошнит. Не знаю, ведётся ли Кир, но он подходит к ней и берёт за руку. Уговаривает, что всё будет хорошо. Лицо его смягчается, он явно переживает о них. По крайней мере о ребенке. А Алия взирает на меня поверх его плеча с победоносным видом.

Чтобы не смотреть на милое воссоединение семейства, отхожу к окну. Жаль, за ним не находится ничего, что могло бы меня отвлечь от происходящего в этой комнате. К счастью, мы находимся там недолго. Кир обещает жене, что приедет за ней завтра утром, и берёт меня за руку, готовый покинуть больницу.

Уже в машине, откинувшись на сидении, он задаёт вопрос, которого я боялась и ждала:

— Ты же не против пожить в квартире какое-то время? Ей нужен уход.

Мне хочется ему высказать всё, что я думаю о его предложении, но понимаю, что это не принесёт ничего, кроме новой ссоры. А нам нельзя ссориться. Я должна дожать его и вернуться домой. Только тогда кончится этот затяжной кошмар, не отпускающий меня уже полтора года. И вместо истерики, которую так и тянет устроить, я спокойно отвечаю:

— Конечно. Это же твой ребёнок.

— Мари, — Кир поворачивается ко мне и кладет свою руку поверх моей, лежащей на ручке коробки передач. — Когда ты будешь носить нашего ребёнка под сердцем, я не оставлю тебя ни на минуту.

— Я не хочу детей, — говорю честно. — Так что можешь не переживать.

— Я думаю, ты всё же родишь мне дочку, — заявляет этот самоуверенный болван. — Назовём её Рада и будем баловать до бесконечности. Возможно, я буду любить её даже больше, чем тебя, — заканчивает шутливо.

Только меня такие шуточки что-то совсем не радуют. Не надо меня любить, пожалуйста!

— Сначала разберись с одним младенцем, — перевожу тему. Завожу двигатель и еду домой.

Уже следующим утром мы возвращаемся в некогда мою любимую, а теперь выводящую из себя, квартиру. От стильного минимализма не осталось и следа — много золота, пёстрых картин и ковров. Класс. Жизнь, если и не стала похожа на ад, то на чистилище точно. Алия вечно требует к себе повышенного внимания, которое Кир ей с готовностью предоставляет. Я с каким-то всё возрастающим мазохизмом наблюдаю за этой парочкой. Возможно, не появись я на их пути, из них вышла бы хорошая семья. Только вот моей вины во всём происходящем нет. Приходится напоминать себе об этом почаще. С одной стороны, я безумно хочу вырваться из этой страны, оставить позади Кира и всё, что с ним связано. С другой, мне необъяснимо больно от одной мысли, что я могу больше никогда его не увидеть. И сны, бесконечные сны, где Алекс улыбается мне и зовёт к себе. Но Кир присутствует в них в равной мере. И они рвут меня на части во сне и наяву. Здравствуй, осенняя депрессия.

В одно далеко не прекрасное утро я застаю на кухне картинку, от которой сводит зубы. Кир стоит на коленях перед женой и целует уже прилично округлившийся живот. Горько усмехаясь, ухожу незамеченной. Вот и произошло. Он окончательно определился. Мне же остается только одно — подтолкнуть его к правильному решению.

Прошу его провести это воскресенье со мной на яхте. В последние месяцы мы почти не делали этого, чтобы не оставлять Алию одну. Но в этот раз он соглашается. Мы лениво наслаждаемся осенним солнышком на палубе, и я рассказываю моему-чужому мальчику заранее заготовленную сказку.

— Знаешь историю про русалочку? — как бы невзначай интересуюсь.

— Русалки — это девушки с рыбьими хвостами? — уточняет Кир. — Что за история?

— В прекрасном дворце на самом дне моря жила маленькая принцесса-русалочка, — начинаю я всем хорошо известную сказку. — Она влюбилось в человеческого мальчика, естественно, тоже принца. И пришла к морской колдунье с просьбой подарить ей ножки, такие же, как у людей. Колдунья согласилась, но потребовала себе взамен голос русалочки. И вот, немая и обнажённая пришла она в мир людей. Каждый шаг новеньких человеческих ног отдавался болью, словно русалочка шла по битому стеклу.

— А потом встретила своего принца, и они жили долго и