— вернуться к себе. О, да, обязательно. Я совсем забыла, какая я на самом деле. Самое время вспомнить. Не домохозяйка, покорно ожидающая супруга на кухне. Не служанка, не имеющая собственного мнения. Не тихая девочка, страдающая от невнимания мальчика. Взрослая, уверенная в себе женщина, которая знает, чего хочет. Всего две вещи. Отомстить и домой.

КИРАМ

Это была отвратительная весна, слава богу, она закончилась. Необходимость ездить каждый вечер к Алие высосала из меня какие бы то ни было положительные эмоции. Впрочем, необходимость общаться с Мари, которая, совсем моему присутствию не рада, тоже этому способствовала. Ловлю себя на мысли, что не так уж хочу видеть её сегодня. Её депрессия зашла слишком далеко и выносит мне мозг. Но сдаваться не в моих правилах. Вспоминаю, какой она может быть: беззаботной, ироничной, язвительной и нескромной. И я так скучаю по этому. По нашим беседам обо всём и ни о чём, по нашим играм и веселью. Даже язвительность куда-то спряталась, Мари ведёт себя как кукла. Но сегодня у моей девочки день рождения и я твёрдо намерен растормошить её в этот вечер.

Приезжаю к ней сразу из офиса, особо не надеясь застать вкусный ужин и прочие маленькие мужские радости. Но она умеет удивлять. На яхте сервирован стол на двоих. Мари обнимает меня, ласкается. На ней надето что-то кружевное, и она заманчиво пахнет моими любимыми духами.

Сегодня моя девочка гораздо больше похожа на прежнюю себя, и я радуюсь тому, что всё начинает приходить в норму. Пока мы идём к излюбленной бухте, наслаждаемся изысканным ужином и впервые за долго время нормально общаемся. Когда бросаем якорь, Мари, как раньше, легко скидывает с себя всю одежду и помогает мне избавиться от моей. Мы много плаваем, брызгаемся, целуемся. Дьявол, как же, оказывается, мне всего этого не хватало! Когда нам надоедает купаться, я всё-таки вспоминаю о приготовленном подарке. Опасливо ожидаю, понравится ли ей. Это ключи от нового дома, где мы будем только вдвоём. Алия, наконец, забеременела, и я думаю оставить её жить с ребенком в старой квартире. Да, так не принято, но хоть что-то я могу сделать для нас с Мари, а не для окружающих? Я выполнил требование отца, почти разрушил из-за этого свои отношения с девушкой, которую люблю, он обязан пойти на уступки.

В папке с ключами лежат документы на дом и его фото, пока она разглядывает их, обнимаю нежно и говорю на ушко:

— Этот дом только для нас. Ты, я и наши дети. Ты же родишь мне дочку?

Из всего сказанного она, как всегда впрочем, легко считывает то, что лежит между строк.

— Алия беременна? — интересуется как бы невзначай.

Я киваю, не скрывая радости.

— Не стоит думать обо мне хуже, чем я есть, Мари. Мне не доставляло удовольствия бывать с ней.

Она только фыркает и переводит тему. Неужели вот так просто? И я смею надеяться, что всё станет как раньше. Солнце село, судя по тому, как потянуло свежестью, и мы не спешим укрываться в каюте. Смакуем этот вечер как глоток живительной влаги. В итоге Мари сама тянет меня в спальню. Прижимается так, что я готов на любые подвиги. Один на один, только я и она. Она включает ненавязчивую музыку, чарующая мелодия заполняет каюту. Мы любим друг друга нежно и страстно одновременно, как будто не виделись вечность, а не расстались только сегодня утром. Когда я уже близок к финалу что-то неуловимо меняется. Новый трек. Голос, который терпеть не могу, поет о том, что хочет забрать мою девочку. И, кончая подо мной, содрогаясь в конвульсиях, она шепчет:

— Алекс…

Я замираю, не могу продолжить даже под страхом смертной казни. «Как она могла?» — рефреном крутится в голове.

А мелодия уже меняется на механический звук голосового помощника: Редакция «Глобал Ньюз» приносит извинения за статьи порочащие честь и достоинство Александра Эванса, размещённые на сайте компании в июне текущего года. Так же представитель компании отмечает, что статьи не принадлежат компании и были размещены на сайте в результате хакерской атаки.

— Как тебе мой подарок? — интересуется невинно. Как всё просто, действительно. Единственная причина, по которой она так мила сегодня — месть. Я так обрадовался, что не распознал подделки.

— Как давно ты знаешь? — спрашиваю, будто это имеет значение.

— Какая разница, — бросает зло. — За что ты так со мной, Кир? Что я тебе сделала, что ты так играючи сломал мою жизнь?

И мне нечего ответить кроме очевидного:

— Я люблю тебя.

Но этого, конечно, не достаточно. Как и всегда.

— Так не любят, Кир. Когда любят, желают человеку счастья.

31

МАРИ

Мне хотелось причинить ему боль соразмерную моей. Но нельзя, втаптывая кого-то в грязь, самому остаться чистым. Месть не приносит никакого удовлетворения. Напротив, чувствую себя намного хуже, ведь, несмотря на всё сотворённое им дерьмо, что-то в моей душе так же отзывается на Кира, как и раньше.

Он вскакивает, натягивает брюки и практически выбегает из каюты. Возвращается минут пятнадцать спустя, уже спокойный.

— Одевайся, — говорит отстранённо. — Как причалим, поедем в новый дом. Получишь свой подарок.

И выходит. Даже не думаю подчиняться, лежу голая в разорённой постели и в голове ни единой мысли: пус-то-та. Спустя какое-то время чувствую, как яхта мягко ударяется о причал. Тут же в спальню заходит Кир.

— Пойдём.

— Я останусь здесь, — говорю буднично.

Кир подходит ближе, наклоняется и хватает меня за руку, выдёргивая из кровати. Раздувает ноздри, поняв, что я всё ещё не одета. Выдыхает в безнадёжной попытке успокоиться.

— Если ты сейчас же не оденешься, то пойдёшь до машины в таком виде.

Разглядываю его, наклонив голову к плечу. До чего же хорош мерзавец, даже после всего, что было, он мне нравится. И это раздражает до ужаса. Он сильнее, явно настроен выполнить свою угрозу, и я в очередной раз подчиняюсь.

За рулём сегодня Тураб, я же сижу ледяной статуей на заднем сидении, не представляя, куда мы едем. Мы больше не держимся за руки. Это не надо ни одному из нас. Тем лучше.

Подъезжаем к большому, что видно даже в темноте, дому. У меня нет желания его рассматривать, но этого никто и не требует. Кир за руку ведёт меня куда-то вглубь, не включая свет. Он ориентируется здесь, значит, был уже до этого. Интересно с кем? Мысль мелькает раньше, чем успеваю её приструнить. Неинтересно. Должно быть.

Судя