Она несколько раз вдохнула глубоко и выдохнула, успокаиваясь. Прислушалась: вокруг избы, кажется, было тихо. Может, ещё ночь? Но нет, в узкую щель под дверью пробивался яркий свет: как бы уже не разгар дня. Помалу шевеля то пальцами на руках, то ступнями, Латеница возвращала телу чувствительность. Закололо кожу, а вместе с тем и врезались в запястья и щиколотки верёвки.

Пока она потела, силясь придумать, как освободиться, шеркнул наружный засов, и дверь открылась, впустив в избу ослепительный свет.

Латеница застыла, прикинувшись, что еще без чувств. Не проронив ни слова, вчерашний пленитель завернул её в широкую рогожу, хорошенько спеленал и легко закинул на плечо. Пронёс тихими закоулками ещё совсем не людного на рассвете двора. Послышался отдалённый гомон: наверное, провожали Ижеслава с его людьми. Потому-то и нет никого кругом.

Латеницу перебросили через седло. Мужчина сел верхом и коротким ударом пятками в бока, тронул лошадь. Нещадно затрясло, заломило и без  того измученные мышцы. Раздался впереди шум голосов стражников. Латеница взбрыкнула и замычала изо всех сил, давясь кляпом, но на её шевеление никто, похоже, и внимания не обратил. А похитителя пропустили, даже не спросив, кого везёт. Никак и тут люди Отомаша приглядывают.

Её провели через весь город, что только-только просыпался. Редко слышались шаги горожан или стук копыт. А на открытых воротах обычного путника тоже никто не остановил. И в груди совсем похолодело: всё, теперь где помощи снискать?

Ехали не так уж долго. Солнце поднималось всё выше,  становилось жарко в плотном коконе и совсем нечем дышать. Зашелестел кругом лес, а вскоре послышался плеск воды: приехали к озеру.

Словно мешок с луком, Латеницу стащили наземь, развернули, давая отдышаться. Незнакомец даже вынул изо рта кляп: да и верно, кого тут докричишься? И тронула мысли обречённость: утопит. Уж не цветы её сюда привёз собирать.

– Развяжи, – просипела Латеница. – Сама пойду, куда поведёшь. Куда денусь теперь…

Тот помолчал, въедливо её оглядывая, а после, то ли сжалившись напоследок, то ли решив, что она и правда не опасна, распустил верёвку сначала на руках, а после и на ногах. Кровь свободно пустилась по телу, и захотелось даже застонать от облегчения.

– А попить не будет? – с надеждой глянула Латеница на своего стража.

Кабы время потянуть да выведать, что с ней делать станут. Мужик усмехнулся нехорошо.

– Сейчас вдоволь попьёшь.

Он схватил её сзади за шею и толкнул вперёд к озеру: иди, мол. Латеница послушно пошла, ёжась от грубой хватки похитителя, но сделав всего пару шагов, забормотала тихо:

“Ни слова сказать не сможешь,

Ни вдохнуть глубже.

Ни шагнуть – пусть земля держит крепко.

Во власти моей будешь,

Не двинешься без воли моей…”

И чем плотнее накладывались  слова заговора одно на другое, тем медленнее шёл приспешник Отомаша, пока и вовсе не остановился, не в силах больше пошевелиться. Латеница развернулась к нему, не зная, как долго будет держать заклятие,выхватила из-за его пояса нож и ударила с размаху в шею. Тот выпучил глаза, даже не вскрикнув, и рухнул наземь.

А она в следующий миг бросилась бежать. Оружие выронила по дороге, но не стала возвращаться, чтобы поднять. Хорошо зная дорогу к городу, Латеница неслась через лес напролом, цепляясь подолом и рукавами за шипы дикой малины. Откидывала от лица тонкие ветки плакучих берёз. Блики солнца на молодой листве мелькали перед глазами. Скоро показался впереди просвет и тропа. Лишь тогда Латеница обернулась и прислушалась: нет ли погони. Но ни шагов, ни топота копыт не слышалось.

Тогда-то она и подумала, что, глупая, могла ведь и верхом умчаться. Не догадалась с перепугу, а теперь уж не вернёшься.

То бегом, то быстрым шагом она спешила к городским стенам. И странно, когда гуляла у озера с Доброславой, казалось близко. А как от убийцы спасаться – так дорога бесконечная.

Но всё ж показались за поворотом бревенчатые остроги. Латеница, почти спотыкаясь от усталости, влетела в ворота, едва обратив внимание на недоуменные взгляды стражников. Казалось уже, и подол в ногах путается, и горожане норовят зашибить в невиданной толчее.

Наверное, с совершенно безумным видом Латеница вернулась в детинец. И почти сразу налетела на испуганную служанку.

– Где ты пропадала, госпожа? Всем домом тебя ищем с утра! – затараторила та, хватая её за рукава.

– Не время, постой, – отмахнулась она. – Мне бы с дядькой Грозданом поговорить. Гонцов Ижеславу во след отправить…

Чернавка кивнула и без лишних промедлений повела её к сотнику стражи.

Дорога снова обещала увести Таскув на север. Но пока они вместе с Елданом и его сыном Ванхо ехали вместе с Ижеславом да частью его дружины, что тот забрал из города. Те, напротив, отправлялись на юг, к лагерю войска княжича. Судачили, что назревают новые битвы с племенем катай, а пуще всего с одним из его родов. Оттого хмурились дружинные мужи и оба княжича, всё рядом ехали, говорили о чём-то. Таскув лишь в спину Смилана глядела и раз за разом повторяла мысленно все слова, что хотела сказать ему перед отъездом из Ижеграда, да так и не успела. Всё оказии не случалось. То старшины во главе с младшим княжичем допрашивали Дакшу, которого пока не казнили – оставили в темницах до возвращения. То пытались из зырянского пленника что вытянуть, но худое стряслось: заморили его люди Ижеградсткого скрытника. Умер от сердечного удара – так лекарь сказал. И ничего, кроме ранее поведанного, от него не узнали.

Больше задерживаться Ижеслав не стал, собрал людей и приказал наутро выезжать. Вот и ехали они теперь по пыльному большаку, что вёл на запад, а не позже, чем к следующему вечеру обещал распасться на две дороги, бегущие в разные стороны. Там и расстаться придётся с теми, к кому уже и привыкнуть довелось. Старший княжич хотел было приставить к Таскув челядинку из детинца до самого паула, но она отказалась. И Елдан поручился, что, раз такое дело, то перед отцом её сам ответ держать станет, почему женщины её назад не сопровождали. Хватит, сказал, настрадались от них уже. И это его решение ничуть не расстроило.

Одно тревожило: что до той заветной развилки Таскув так и не сможет со Смиланом и словом обмолвиться напоследок. И знала она: сам он хочет поговорить, а брат никак от себя не отпускает. Одна надежда – на первую и последнюю ночёвку в одном лагере. Если и там не удастся – что же, стало быть, не судьба?

Нет, Таскув не хотела заканчивать всё молчанием. Пусть что угодно о ней подумают, а со Смиланом она поговорит, да хоть попрощается, как должно, ведь он её столько раз выручал.

Пытаясь не терзать себя раньше времени, она смотрела по сторонам: и до сих пор здешние места казались непривычными. Могучие деревья, покрытые сочной молодой листвой, названий которых она и не знала. Берёзы, не такие, как на севере, а высокие и толстые с густыми кронами. И тянулись их светлые рощи бесконечно, пронизанные солнцем, точно самые настоящие его святилища. Святилища небесного Ока, в которых становится так приятно и тепло душе. Бывало, раскидывались по обе стороны от дороги равнины, лишь на самом окоёме изогнутые невысокими, сокрытыми лесом холмами. Ни грозных скал, ни усыпанных каменными осколками склонов. Лишь просторные луга у подножий древних, почти уже совсем похороненных в земле гор. И кругом – буйство цветов, крупных, на высоких стеблях и источающих душные ароматы. Как они не похожи на те мелкие пылинки, что жмутся к земле в расщелинах, где не так дуют лютые ветра.