“Как ветер в поле травы гнёт – вовек не согнёт.

Как камень на пути реки стоит – вовек не остановит.

Как птица по небу летит – вовек в глубине его не потонет.

Так жизнь твоя не нынче иссякнет, а моей напитается…”

Латеница сжала руки Таскув в своих и задохнулась от того, как быстро та начала поглощать её силы. По всему телу пронеслась холодная дрожь, а спина взмокла до того, что тонкий ручеёк пота побежал по хребту. Словно не шаманке помощь уходила, а в бездонной пропасти исчезала. Голос дрогнул, Латеница не смогла завершить заговор и еле разжала пальцы, отпуская вогулку. Та лишь вздохнула тихо. Но никак с виду не поменялась.

– Я… Я не знаю. Таскув вычерпает меня. Слишком сильная, – сбивчиво проговорила она, давя тошноту в груди.

Больше ничего и вымолвить не смогла.

Перед глазами вдруг возникла кружка с водой. Латеница подняла взгляд на Елдана и кивнула благодарно.

– А мои силы сможешь ей передать? – медленно гладя шаманку по руке, спросил Смилан. – Может, их хватит?

Попытаться, конечно, можно. Но заговор перекроить надо, ленты слов переплести, чтобы на другого человека обратить, а пользы от него не потерять. Латеница посидела немного, раздумывая, как бы это сделать. И взгляды двух мужей давили на плечи, будто коромысло со слишком тяжёлыми вёдрами.

– Давай попробуем, – наконец посмотрела она на Смилана. – Держи её крепко, но если почувствуешь, что что-то не так, сразу отпускай.

– Не отпущу до последнего, – слегка улыбнулся княжич и на шаманку свою несказанно тепло посмотрел – даже колыхнулось в душе сожаление, что на невесту свою он всё ж такого взгляда никогда не обращал. Даже если бы она любила его, как, увидев это, смогла бы замуж за него пойти? Зная, что супругу будущему другая мила. Но на душе тут же полегчало от мысли, что Отомаш слово своё сдержать обещал. И, коли так случится, то всё обернётся, как должно.

Смилан обхватил маленькую ладошку Таскув своими. Латеница взяла её за вторую и снова зашептала заговор, чуть изменяя плетение слов в нём. Ударила в кончики пальцев жизнь Смилана, буйная и неуёмная. В груди поднялся восторг от ощущения её отблеска в своём теле. И тут же накрыло непрошенное смущение, словно близость какая случилась. Латеница быстро отринула его: иначе даже голос задрожал – и продолжила обвивать заговором Таскув, наполнять её, опустошённую, силой княжича. 

И прошло всего ничего времени, как Таскув глубоко вздохнула, её веки дрогнули и приоткрылись. Она вцепилась в руку Смилана, чуть улыбнулась, переплетая свои пальцы с его и в следующий миг погрузилась в сон. Спокойный и глубокий, но более не грозящий никакими бедами.

Княжич замер, обеспокоенно вглядываясь в её лицо, а после вопросительно посмотрел на Латеницу.

– Пусть отдыхает, – шепнула она. – Теперь всё в порядке будет.

Смилан посидел ещё немного и, осторожно высвободив руку, ушёл вместе с молчаливым Елданом. А Латеница накрыла шаманку одеялом да села подле – вышивать ленту для свадебных колтов. Только думала не о заручённом женихе, а о том, кого на его месте видеть хотела.

И не заметила даже, как начало смеркаться за окном, очнулась только когда чернавка в дверь постучала и заглянула.

– Ты чегой, госпожа, и обедню пропустила. Принести чего? Сегодня уха да пироги с капустой знатные!

И только потом увидела лежащую на лавке Таскув: ладонь к губам прижала, испугавшись, что слишком громко тараторила. Латеница махнула ей рукой, кивая:

– Неси. И для гостьи тоже.

Чернавка спешно скрылась за дверью. А вогулка и не пошевелилась: так крепко спала. Пожалуй, и до следующего утра не добудиться.

Так и случилось. Служанка принесла полон поднос среди, но есть пришлось одной. То и дело Латеница подходила к шаманке и прислушивалась к её дыханию, опасаясь, что случиться может нежданное. А после, приказав челядинке унести остывшие пироги и уху, разделась до тонкой льняной рубахи, расплела косу и улеглась с краешку лавки рядом с Таскув, так и не решившись её потревожить.

Утром, когда ещё не рассвело, первой зашебуршала шаманка. Вздохнула и села. Латеница повернулась к девушке: та недоуменно озиралась, верно, не понимая, как здесь оказалась.

– Тебя Смилан ко мне принёс, – не дожидаясь вопроса, пояснила она. – Мы вместе твои силы вернули, иначе могла бы и не выбраться.

Таскув задумчиво посмотрела на свою ладонь, сжимая и разжимая пальцы.

– Спасибо тебе. Я ведь не помню совсем ничего…

Латеница встала, отправив рубаху, и протянула руку за вытканным узорами платком, накинула на плечи: зябко с утра.

– Смилана благодарить будешь. Ты поторопилась бы. Они завтра на заре выезжать на юг собираются. Башкиры чего-то шумят, я слышала. Ижеслав вчера вечером во дворе распоряжался, даже сюда, кажется, доносилось.

– А что с Дакшей?

Надо же, и не безразлична ей судьба предателя, который к тому же едва её в Навь не отправил.

– Не знаю.

Шаманка проворно вскочила, словно и не висела намедни её жизнь на волоске, и едва не бегом поспешила к двери.

– Спасибо, – повторила и пожала руку Латеницы, остановившись рядом с ней ненадолго. – Ты силу свою познавай. Она не так мала, как тебе кажется.

Та и сообразить ничего не успела, как Таскув ушла. Боится, видно, со Смиланом не увидеться перед отъездом. Впрочем, не зря, Ижеслав приказал отправляться в путь лишь завтра. Думается, хотел дождаться, пока она не очнётся. Нехорошо так, без благодарностей уезжать. Да и Смилан поди так просто её здесь не оставит.

И отчего-то горечь разлилась в груди, когда вспомнила Латеница, как он вчера на вогулку смотрел. А она ведь с Отомашем лишний раз взглядом обменяться боится. И встречи их короткие и рваные, словно они крадут что-то у других. Самой бы с ним до отъезда хоть одним глазком увидеться.

Терзаясь нерадостными мыслями, Латеница собралась к утренни. Но распоряжаться, чтобы служанка принесла поесть, пока не стала. Захотелось прогуляться: ночью, оказывается, прошёл дождь, небо ещё хмарилось, но солнце обещало скоро выйти из-за лёгких тающих облаков. Наверное, сейчас во дворе свежо и дышится дивно! А потому Латеница спустилась из покоев и прошлась в тени молодого сада к главному терему. Росистая трава тихо шуршала под ногами. То и дело тучи расходились, и капли дождя, повисшие на листьях рябин, вспыхивали, точно яхонты. И гроздья мелких белых цветков виднелись в зеленеющих кронах клочками пуха.

Латеница неспешно ступала, глядя под ноги, чтобы не наступить в какую коварную лужицу, что могла притаиться в траве, но краем глаза заметила мелькнувшую впереди мужскую фигуру. До того знакомую, что аж в груди дрогнуло. Она поспешила было из рощицы навстречу Отомашу, но, воровато озираясь, из тени к нему вышел другой муж. По виду кметь из дружины: и одежда ничем не отличная, и наружности самой обычной. Но что-то в его облике заставило снова сделать шаг назад, да ещё и двинуться вдоль перехода ближе, нашептывая заговор, отводящий глаза. И так легко у неё это вышло, словно сноровку большую она в том имела, хоть и не пользовала никогда раньше.