И всё ж Таскув хотела вернуться домой – там её дух и с теми краями она едина.

Небольшое войско двигалось по наезженной дороге споро. Но как начало смеркаться, Ижеслав приказал разворачивать лагерь на ночёвку. Умелыми и привычными к такой работе руками воины и отроки быстро начали разворачивать палатки и шатры. Устроили походную поварню, чтобы хотя бы раз за день поесть горячего, наполнить тело силой для завтрашнего пути.

Для Таскув поставили отдельное укрытие – даже неловко стало, что теперь она будет ночевать там одна, словно княженка какая. Для братьев раскинули не слишком большие шатры. Но для каждого свой, как и для воеводы Отомаша. И не успело ещё совсем стемнеть, как лагерь был готов.

Все шумно повечеряли доброй говяжьей похлебкой, заели сухарями и расселись кто у костров, а кто и в палатках – отдыхать. Таскув к себе не торопилась и всё подумывала, как от Елдана ускользнуть. Да тот, кажется, теперь не так строго за ней приглядывал, хоть и находился где-то поблизости. А потому она, улучив момент, встала и пошла к шару Смилана, где он недавно скрылся. Да видно не заметила, как он куда-то вновь ушёл, а потому внутри оказалось пусто.

Кметь, что держал стражу, предложил княжича подождать,мол вернётся скоро. И ехидно так посмотрел, что захотелось тут же уйти. Но Таскув побродила кругом, разглядывая хитро устроенный походный стол и сундуки, обитые железом. Постояла даже, изучая узор на ковре, что был расстелен на земле у лежанки. Красивый и сработанный, не иначе, где-то на юге.

Полог наконец прошелестел, послышался негромкий, но твёрдый приказ Смилана никого к нему не пускать и не тревожить, пока не скажет. Таскув повернулась к нему и пожалела на миг, что всё же не ушла – такая робость её сковала.

Княжич улыбнулся и подошёл, окутывая теплом во взгляде.

– Я уж боялся, что ты не захочешь со мной поговорить напоследок.

– Я хотела, – почти шепнула она, досадуя на собственное смущение. – Хотела сказать тебе спасибо. За всё.

Смилан остановился напротив, чуть склонив голову.

– Тебя только благодарить нужно. За то, что Ижеславу помогла. А я хотел бы сделать для тебя ещё больше.

– Ты спас мне жизнь – разве можно сделать больше? С Ижеславом всё будет хорошо. Всё закончилось, – Таскув совсем потупилась под его взглядом.

– Оно хорошо, что всё закончилось. – Смилан усмехнулся горько, взглянув в сторону. – Радостно мне за Ижеслава, а вот за себя не очень.

Таскув приподняла брови.

– Отчего же? Тебя винить в хвори брата перестали. Свободен теперь ото всяких подозрений. А виноватые будут наказаны.

– А оттого, что ты теперь домой собираешься, – княжич шагнул к ней ближе и остановился. Затем сделал ещё шаг. – Только не хочу я тебя отпускать. Вот здесь ты у меня на всю жизнь поселилась.

Он вдруг взял ладонь Таскув и приложил к своей груди. Сильные удары его сердца разнеслись по всему телу, будоража и волнуя.

– Я тоже тебя помнить буду, Смилан, – дрогнувшим голосом проговорила Таскув.

– А если, – княжич сжал её пальцы крепче, – я предложу тебе остаться?

В груди замерло и защипало глаза. Стало трудно дышать.

– Мне нужно вернуться домой. Я не могу…

– Езжай, – согласился Смилан. – Но я приеду за тобой снова.

И не хотелось укорять его невестой – неважно это всё и глупо. Они оба всё знают. Не хотелось вспоминать о грядущем замужестве с воином Мось – родичи напомнят. Просто хотелось быть рядом с ним сейчас, пока есть время.

Таскув шагнула навстречу княжичу, сминая ткань его рубахи.

Другой рукой Смилан придержал её за локоть, заглянул в лицо, будто разрешения испрашивая. Пальцы мелко задрожали, и жгучее томление заворочалось под рёбрами, хоть плачь. Таскув вскинула голову и тут же почувствовала его губы на своих. Такие желанные и горячие. Она подалась вперёд, словно пытаясь впитать каждое, даже самое лёгкое ощущение от его близости. Дыхание, которое сплеталось с её дыханием и становилось все более прерывистым и частым. Чуть колючее прикосновение к коже его бороды и усов, да тяжесть воинской ладони на талии. Осмелев, Смилан резко притянул Таскув к себе, прижал так крепко, будто хотел, чтобы они немедленно стали единым целым. Она обвила его шею руками, пристав на цыпочки. Звякнули оловянные фигурки на косах. И последним проблеском хоть какой-то мысли в голове было желание, чтобы он стал тем, кто избавит её ото всех уз, которыми наградила судьба. Вольно, невольно ли. Теперь она была уверена.

Таскув скользнула ладонями по его плечам на грудь и принялась развязывать ворот. Смилан отстранился, посмотрел серьёзно и вдумчиво, будто давал возможность опомниться. Но, знать, увидев на её лице лишь решимость и жаркий румянец, от которого пылали щёки, он на миг отпустил Таскув и скинул рубаху. Оберег из пихты зацепился за что-то, шнурок от рывка порвался, и деревянный кругляшок с тихим стуком упал.

Таскув подняла его и бросила поверх одежды княжича на сундук:

– Потом починю.

И вдруг застыла, не в силах отвести взгляда от Смилана, но чувствуя, как предательски краснеет. Воин улыбнулся и вновь обнял её, поцеловал ещё медленнее и нежнее, заставляя забыть смущение. Руками он неспешно гладил её по спине и плечам, обжигая даже через плотное шерстяное платье. Таскув затаила дыхание и, ещё миг поколебавшись, сняла его, оставшись только в тонкой рубахе до икр. Прижалась к Смилану, пряча лицо у него на груди. А княжич подхватил её на руки и отнёс на скромную походную лежанку.

– Дай насмотрюсь на тебя, – шепнул он, отстраняясь. – Моя соколица.

Смеясь, поймал её запястья, когда она попыталась закрыть лицо ладонями, словно сгорая под его тягучим взглядом.

– Будто не видел никогда, – притворно проворчала Таскув, привлекая его к себе и целуя прямо в хитрую улыбку.

– Сколько бы ни смотрел… – пробормотал Смилан и вдруг, низко зарычав, сильнее вжал её в лохматое волчье покрывало. Ладонями напористо прошёлся по бёдрам вверх, сминая тонкую ткань рубахи, но заставил себя остановиться. – Пусть отец голову снимет, а не женюсь по его наитию. Пойдёшь за меня, пташка?

Зазвенели его слова в ушах. Не верилось.

– Пойду… – выдохнула она, кажется, совсем теряя рассудок, когда воин принялся целовать её лицо и шею. А руками бережно ласкать грудь, чуть сжимая и обводя пальцами затвердевшие соски.

Коленями Таскув стиснула Смилана, чувствуя его желание даже через плотное сукно штанов. И в ответ всколыхнулась внутри горячая нетерпеливая волна, убивая все оставшиеся сомнения.

И тут снаружи кто-то громко кашлянул.

– Смилан Гордеич! – раздался виноватый голос.

Княжич сделал вид, что не слышит. Руками он скользнул под её рубаху, огладил по талии и медленно спустился по животу. Заглушил невольный стон Таскув очередным требовательным поцелуем.