вдохнуть аромат ее кожи и волос, который узнаю из тысячи, и раствориться в блаженстве. Оно всегда покачивает меня на своих волнах, когда я рядом с любимой.

По коридорам нашего дома плыл молчаливый сумрак. Дверь в спальню тихо скрипнула, пропуская меня внутрь. Иви лежала на кровати, и я замер — чтобы не разбудить мое лихо и не огрести по полной за длительное отсутствие, гарем и кто знает, что еще она захочет предъявить супругу. А уж моя женушка непременно найдет повод проесть мне плешь, с этим у нее не заржавеет.

Убедился, что не потревожил сон моего сокровища, и подошел к кровати. Залюбовался изящными линиями лица, такого беспечно красивого. Высокий лоб, маленький нос с упрямо вздернутым кончиком. Расслабленные во сне губки, способные плотно сжиматься от гнева или изрыгать проклятия и ругательства.

Так хочется поцеловать эту строптивицу! Но наскоком тут не взять. Она хоть и тоже соскучилась, уверен, все равно выгонит и вслед столько мне нового расскажет о себе любимом, что впору будет опять обидеться. Но я взрослее. Это она еще наивное дитя, хоть и с тяжелым характером, заставляющим ее вспыхивать и в запале говорить то, о чем потом будет сожалеть.

Я мужчина, мне принимать решения. Моя репутация — теперь, кстати, не только моя, а наша общая, семейная, которую унаследуют и наши дети. Не нам рушить обычаи. Я улыбнулся. Она поймет. Научится доверять своему мужу. Если захочет, я принесу ей клятву чести, что не переступлю порог гарема. Никакая другая женщина, кроме нее, моей жены, мне не нужна.

Верность — это составляющая чести. Одно без другого не существует. Но и брак не может существовать без уважения и понимания. Мы оба этому научимся. Потому что любим друг друга. Переживем это испытание, подготовленное нам грязными ручонками Фаэртара, и станем только крепче — чтобы более такие мелочи не вставали между нами, заставляя страдать.

Хочу ее, безумно хочу мою дикую кошку! Когтистую, ершистую, вздорную, но такую желанную! Хочу до боли во всем теле, когда перехватывает дыхание, и не можешь ни о чем другом даже думать. Все готов отдать за ее ласки, чтобы вновь ощутить в ней отклик своей страсти, быть необходимым любимой — красивой, жестокой, нежной.

Судорожно сглотнув, я опустился на колени, приподнял край одеяла и скользнул под него. А вот и ее ножки, стройные, длинные, гладкие, так обхватывающие меня, когда я сверху, что в глазах темнеет.

Осторожно стянул одеяло с моей девочки. Атласная внутренняя поверхность бедер отозвалась на мои прикосновения, сорвав с губ Иви протяжный легкий стон. С трудом сдержал рычание, рвущееся под натиском испепеляющего душу желания. Устроился между ее ножек, вдыхая женский аромат и сходя с ума. В глазах темнеет, искусительница моя! Но нельзя, нельзя, нельзя давать себе волю!

Я погладил ее живот, подрагивающий под моими пальцами, и спустился чуть ниже, начав ласкать нежный бутончик. Ответом стал громкий стон. Иви изогнулась, и на моих губах растеклась горделивая улыбка. Тоже соскучилась, строптивая драконица! Хотя она, похоже, не просто — или не только — драконица. Я много узнал о жене за эту поездку, но об этом не сейчас, не время.

Эта ночь рождена для того, чтобы моя девочка изнемогала от желания, как и ее демон.

Как сейчас, когда мои губы распаляют ее страсть, заставляя дрожать, истекая соком, как фрукт, впитавший в себя всю негу солнечных жарких дней — чтобы покинуть вскормившую ветку и лечь в подставленные бережные ладони.

Я продолжал эту сладкую пытку, сам наслаждаясь тем, как изнывающая плоть моей любимой пылает, жаждет, требует — чтобы быть взятой жестко и яростно, растворяясь в сладком наказании. Но — не сейчас.

— Дээээстаааан! — прокричала моя непослушная, достигнув пика наслаждения и изогнувшись. — Мой демон…

— Твой, — прошептал я, перестав ее ласкать, когда тело страстной искусительницы успокоилось.

— Ты… — с улыбкой ответила, приоткрыв веки и увидев меня. — Ты?! — глаза округлились, и в них полыхнула ярость. — Ты что здесь делаешь?!

— Тебя радую, — пробормотал я.

На несколько иную реакцию рассчитывал, если признаться честно.

— Совсем совесть потерял? — рывком села, подтянув колени к груди.

— Как мне показалась, ты была не против, — облизнул губы, чтобы снова почувствовать вкус ее желания, до сих пор танцующего на них.

— Я спала!

— Но назвала меня по имени!

— А ты хотел, чтобы я что, другие имена кричала? — с ехидцей осведомилась эта нахалка и продолжила наглеть, — хотя если будешь появляться здесь пару раз в год, то так и будет! Заведу себе нескольких любовников!

— Только попробуй! — прорычал я, нырнув к ней и прижав к постели всем своим весом.

— А что, гарем можно заводить только тебе? — снова ощетинилась Иви, и все внутри свернулось жгутом от жгучего желания.

Она ведь даже не представляет, какую страсть пробуждает во мне, разъяренная дикая кошка с пылающими гневом глазами! Да еще разгоряченная после удовольствия, которое я ей только что доставил!

— Если к тебе хоть кто-нибудь прикоснется, — процедил, с трудом сдерживаясь, чтобы не наброситься на нее, — тронет хоть пальцем, учти, я его голыми руками порву!

— Какие мы грозные, — фыркнула вредная девчонка, на которой меня угораздило жениться, — надо же!

Но во взгляде протаяло удовлетворение. Пусть всего на миг, я успел заметить, и от понимания того, что моя ревность ей приятна, ярость улеглась — шторм стих. На его место пришли другие чувства. Радость, что любимая рядом. Нежность к ней, хоть и спаянная воедино с желанием отшлепать нахалку. И вновь страсть, забурлившая в крови неукротимой лавой, стоило лишь на мгновение представить, как ладонь шлепком опускается на аппетитную попку.

— Тебя где носило столько времени? — осведомилась она, даже не думая выбираться из-под меня.

— Бурчишь, как вредная старая жена, — усмехнулся в ответ. — По делам ездил. Тем самым, которые государственной важности.

— Это связано с тем, что потребовал мой отец? — в глазах Иви взметнулась тревога.

— Сандор слишком много болтает, — мотнул головой раздраженно.

— Он говорит правду, это куда умнее, чем что-то скрывать. Сам еще не понял?

— Возможно, — признал с неохотой.

Вероятно, мне стоило донести