Ивонет молчала, и стихийник решил продолжить:

— Больше, чем ты думаешь, принцесса. Любое проявление эмоций затрагивает струны твоей души, и появляется музыка, которую не увидеть глазами. Стыд, смущение — примешивают фиолетовый. Зависть — уходит в жёлтый. Ложь ощущается серым пеплом. Злость или ярость — кроваво-красной пеленой. Благодарность, проявление тепла и заботы, расцветает зеленью. Влюблённость…

— Стой! То есть… — Ивонет напряглась, пальцы уронили ложку и с силой вцепились в край стола: — Получается, ты можешь читать людей? Буквально видеть их насквозь?

— Получается так, — невесело ухмыльнулся мужчина, и его голова склонилась набок.

— И всё то время, что я с тобой, ты… — Ивонет сглотнула тугой комок. — Ты читаешь меня, как открытую книгу?!

Дурнота очутилась сильнее. Стыд окрасил щёки в красный, а эмоции, как она теперь понимала, в фиолетовый.

— Ивонет, перестань, иначе я ослепну повторно. Твои эмоции сейчас похожи на взрыв небесных цветов. Они яркие, острые и спорят друг с другом. — Он вдруг схватил её за руку и мягко сжал ладонь: — Посмотри на меня.

— Что? — Сердце застучало так, что понимать слова стало труднее. Она попыталась выдернуть руку и сбежать, но Янар настойчиво удержал ее на месте:

— Ивонет!

Крохи любопытства заставили девушку затихнуть.

— Кэти, — мужчина подался вперед. — Даже не будь у меня чутья, я бы видел тебя насквозь. Мало кому удавалось прятать от меня свои чувства. Поверь, я хорошо знаю людей. А тебя узнал ещё до того, как мы сбежали. В замке, когда Минфрид выставил клетку со мной на потеху гостям. Я знал, что там будет его таврийская невеста и что её зовут Ивонет. Ты не поверишь, но, когда тебя считают трупом, тебе по глупости могут выболтать любые секреты. Минфрид не исключение: он рассказал, что подарок, который был сделан тебе, не случайность, что он хотел не потешить гостей, как все наверняка подумали, а увидеть твою реакцию. Как ты отнесёшься к тому, что он измывается над беспомощным калекой, сломленным долгим заключением.

И увиденное ему понравилось. Он позже красочно рассказал, как ты вздрагивала каждый раз, когда моей кожи касались магические печати и флюсца обжигала кислотой. И с какой болью ты на это смотрела. И я понял, что ты не одна из них, что тебе не чуждо сострадание, и что у тебя есть воля, сильная воля. Глупо, наивно, но такова ты… И не переживай, я не узнал ничего, что тебе хотелось бы скрыть, — его пальцы погладили руку поверх грубых перчаток. — Краски твоего внутреннего мира — только твои, Ивонет. И это прекрасно. Даже твоя наивная, глупая влюблённость.

Девушка дёрнулась вновь.

— Я её прекрасно понимаю. После того что с тобой сделали, на твои плечи лёг непомерный груз предательства, боли и отчаяния. Во мне ты увидела отражение своей боли, которая понятна нам обоим. А ещё ты увидела во мне защитника, того, кто может не только решить проблему, но и не позволит вновь испытать горечь… Но это пройдёт. Не стоит меня идеализировать. Я вовсе не такой хороший, как ты обо мне думаешь. Я убивал сотнями, и, возможно, я еще большее чудовище, чем Минфрид.

— Янар…

— И любовь — это не для меня, и не важно, что ты видела в моём прошлом. Это всё пустое. Порой мне кажется, это всё лишь сон или грёзы о несбыточном. После Альмира я верну тебя отцу или туда, куда захочешь, и наши пути разойдутся. Не переживай, к тому времени Минфрид будет уже мёртв. Он больше не причинит тебя вреда.

Волна жгучего возмущения окатила душу. С каждым сказанным словом хотелось поспорить. Ведь он неправ! Во всём! Особенно про влюблённость из жалости или оттого, что она видит в нём лишь защитника. Нет! Это что-то другое, что-то большее, только-только набирающее силу, как бутоны первоцветов, но уже источающее прекрасный, кружащий голову аромат… Но Ивонет понимала: спорить или говорить об этом глупо. Скорлупа вокруг мужчины слишком толстая. И прав был Анивьер: проломить в ней дыру будет сложно. Хотя… это звучит как вызов, а вызовов судьбы, как оказалось, она не боялась.

Ивонет наклонилась ближе и сильнее сжала мужскую руку:

— Янар, я хочу, чтобы ты научил меня контролю.

Не ожидавший подобных слов мужчина нахмурил брови:

— Хочешь скрывать от меня свои чувства?

— Хочу стать такой же чёрствой, как ты. Отрешиться от всех и вся, заглушить ненужные чувства. А больше всего — научиться самой разбираться, что глупость и не требует внимания, а что поистине важно. Хотя… — Ивонет выдернула свою ладонь из мужской и поднялась, окинув стихийника надменным взглядом. — Скорее всего, не получится: после стольких лет в заточении из тебя не выйдет хорошего учителя. У тебя с контролем тоже беда. Вспомни, как ты кромсал тех несчастных, что решили меня украсть. Столько ярости и злобы, словно ты никогда не слышал слово «контроль».

— Ты смеешься надо мной?

— Нет, это всего лишь факты. И когда мы танцевали, ты прижимался ко мне и твои намерения считывались очень хорошо. Да, я наивная во многих вещах, но такое могу понять без лишних слов.

— Ивонет, ты ходишь по тонкому льду, раскидываясь глупыми обвинениями.

— А если вспомнить, как ты отреагировал на то, что я ночевала в капитанской каюте…

— Ивонет, — практически прорычал мужчина. — С моим контролем всё хорошо. Не пойму, ты меня дразнишь или хочешь оскорбить?!

Ивонет хмыкнула, обогнула стол, а потом, неожиданно и для самой себя, и уж тем более для стихийника, плюхнулась ему на колени, обвила шею руками и склонилась к жёсткой линии губ.

— Что ты делаешь? — Янар напрягся. На бледное лицо легли тени, желваки на скулах нервно дёрнулись.

— Хочу доказать, что твой контроль не лучше моего.

Отгоняя здравый смысл и придушив комплексы и страхи, она наклонилась ещё ближе к нему, ощущая аромат терпкого мыла, жгучих пряностей и дыма. Коснулась кончиком носа шершавой щеки и зашептала на ухо:

— Заключим пари. Если за оставшееся время, что нам суждено провести вместе, ты научишь меня контролировать эмоции и при этом ни разу не поцелуешь, я извинюсь и с уверенностью скажу, что твой контроль безупречен, и соглашусь, что я всё себе напридумывала. Но если нет… — её губы мазнули по мужской скуле, ощущая покалывания мелкой щетины.

— Что, если нет? — переспросил мужчина обманчиво мягким голосом.

— Тогда ты извинишься.

— Я?!

— Извинишься и скажешь, что был неправ.

— Всего-то?

— Для простого смертного это может показаться малым, но я успела тебя узнать: удар по твоей гордости будет для меня славной наградой. Ну,