«Здравствуй, моя маленькая принцесса. Сегодня читал твоеписьмо и вспоминал наш сад, старую липу и качели. Помнишь, как ты упала, а ястрашно перепугался, так перепугался, что даже заревел. Стоял и ревел, какдурак, пока ты не засмеялась, сидя на земле, а потом дразнила меня плаксой. Кактам наши качели? Впрочем, на зиму их, наверное, сняли. Ты катаешься на коньках?Наверное, катаешься. Здесь у меня на это нет времени. В моей комнате сгущаютсясумерки, я пишу письмо и думаю о тебе. Мечтаю, как мы будем гулять в нашемсаду. Ты качаешься на качелях, и твой белый шарфик треплет ветер, ты смотришьна меня и смеешься… Я вижу это так ясно, точно ты и вправду сидишь напротив,моя фея, и чувствую, что мне хочется плакать, как в детстве, оттого, что ты такдалеко от меня. Ты просишь рассказать о моей жизни здесь. Поверь, в ней нет ничегоинтересного. Учеба, прогулки по городу и ожидание весны. Впрочем, учиться мненравится. Но все мои мысли дома, рядом с тобой. Я везде ношу твою фотографию и,когда мне грустно, подолгу смотрю на нее. Ты настоящая красавица. Не морщи свойхорошенький носик. Жаль, что не удалось приехать на Рождество, я так на эторассчитывал. Но ничего, скоро весна, а там и лето, мы опять будем вместе. Ты ия.

Рядом с моим домом отличная художественная галерея, я иногдахожу туда, чтобы немного порисовать. Выбираю портрет какой-нибудь красавицы икопирую его, но знаешь, что забавно – в конце концов все мои красавицыполучаются похожими, у них всегда твое лицо. Я не могу не думать о тебе каждуюминуту, каждую секунду. Мне кажется, я не смогу вздохнуть, если не произнесу твоегоимени. Ты пишешь, что очень скучаешь. Я тоже, мой ангел, но я не хочу, чтобы тыплакала, и не хочу, чтобы ты забывала меня хоть на секунду. Я сам не знаю, чегохочу. То есть знаю, конечно: поскорее оказаться рядом с тобой, видеть тебя,слышать твой голос. Пиши мне почаще, я так жду твоих писем. С любовью, твойРальф».

Я замерла, держа ксерокопию письма в руке и глядя на деревьянапротив. На мгновение мне показалось, что это письмо адресовано мне и сердцеболезненно сжалось. Я с каким-то странным отчаянием поняла – от того, ктонаписал это письмо, меня отделяют долгие-долгие годы, как будто оно дошло доадресата через целый век и ничего поправить и изменить нельзя. Ни броситься напомощь, ни просто написать ответ.

Я сглотнула ком в горле и начала читать второе письмо.

«Здравствуй, моя принцесса. У нас уже весна, солнце такоеяркое, что с улицы уходить не хочется. Вчера я целый час сидел в сквере наскамейке, щурясь на солнце, словно наш кот. Помнишь его? Старый и все такой жетолстый, наверное, он уже ленится выходить на улицу и целыми днями спит наподоконнике. Передавай ему привет от меня. Качели в саду повесили? А налужайке, должно быть, расцвели нарциссы. Конец марта, я так люблю этот месяц,потому что он напоминает мне о тебе. Я слышу твое имя в птичьем пении, вотпичуга пролетела и прокричала его, и даже в грохоте трамвая я слышу его иповторяю как молитву. Ты пишешь, что подстригла волосы. Мне очень нравилисьтвои смешные косички, и теперь трудно представить твой новый облик, но ты,конечно, с любой прической настоящая красавица. Пришли мне свою фотографию. Та,что ты мне подарила, совсем истрепалась, потому что я везде таскаю ее с собой,пришлось ее подклеивать, теперь она стоит в рамке на моем столе, и когда яухожу из дома, у меня такое чувство, что я оставляю там свое сердце. Пройдетсовсем немного времени, и мы снова будем вместе, ты и я. С любовью, твойРальф».

Я убрала письма в сумку и медленно побрела по аллее. ИмяРальф не такое уж редкое. Вовсе не обязательно, что это тот самый Ральф Вернер,о котором рассказал друг Уманского. Но отец, кажется, был уверен в том, что этоодно и то же лицо. Может, в других письмах упоминалась его фамилия? Но,главное, конечно, кому были адресованы письма? Анне Штайн? Они познакомились вГермании. Упоминание о художественной галерее вроде бы делало догадку вполнереальной, но все остальное этому противоречило. Он пишет о саде и о том, какплакал, когда его подружка упала с качелей. Вне всякого сомнения, речь идет одетстве. Трудно представить, что молодой человек разрыдался… хотя как знать.Тогда времена были другие. На письмах нет даты, невозможно понять, кто и когдаих написал. До войны, после? Никаких упоминаний известных событии, по которымможно было бы определить время. К тому же сам тон писем немного смущал, онискорее были адресованы очень юной особе, возлюбленной-девочке. Анна уехалаучиться живописи в Германию, так что была уже вполне взрослой девушкой. Хотямногие мужчины любят обращаться с женщинами так, точно они несмышленые дети. И«маленькая» может быть дамой за тридцать. Только не в этом случае. Эти двое,безусловно, знали друг друга с детства. И моя бабка, хранившая эти письма,никакого отношения к исчезнувшей Анне Штайн не имеет. Что же заставило ее иххранить? Неужели они были адресованы ей? Но тогда получается, что онадействительно жила под другим именем. Кто мог писать эти письма деревенскойдевчонке, да еще на немецком? Скорее я поверю, что отец в самом деле купил ихна блошином рынке; ведь именно это он сказал Ольге Сергеевне. Тогда зачем онсоврал Усманскому? Кому-то из этих двоих он соврал, и тому должна быть причина.Он просил Ольгу Сергеевну перевести письма, хотя к тому моменту уже знал ихсодержание, она говорит, что он прекрасно справился с переводом. И все жеобратился к ней. Боялся, что чего-то не понял, пропустил главное? Вне всякогосомнения, он искал в них некую разгадку. Тайну своей матери? Пожалуй, Уманскомуон сказал правду, и эти письма он нашел в бумагах бабушки. И отсюда странныйинтерес к третьему рейху, какие-то документы, которые он переводил. Эсэсовскийофицер Ральф Вернер и Ральф, автор писем, – одно и то же лицо? Невероятно.Впрочем, почему бы и нет?

Если учесть, что у бабки время от времени появлялисьфамильные ценности, которые стоили больших денег, любопытство отца вполнеобоснованно. Он уверился, что его мать хранила некую тайну, связанную с егорождением и ее жизнью до войны. Но как драгоценности семьи Штайн оказались унее, и на что рассчитывал отец: разгадать ее тайну или все-таки поправить своематериальное положение за счет тех самых ценностей? Знал он или догадывался,что далеко не все она успела продать?

Его интерес к нацистским преступникам более-менее понятен,но что отец надеялся найти в документах времен третьего рейха и кем, в концеконцов, была моя бабушка?

Ясно, что на эти вопросы я не в состоянии ответить, темжеланнее было найти разгадку. А какое ко всему этому имеет отношение Макс фонЛанц, о котором предупреждал отец, и почему он мой враг?