– Говорят, что и вы видите будущее. – Император связал воедино мысли, которые я не озвучил.

– Не вижу, – ответил я, ведь мы условились говорить правду. – Это не совсем так работает. Мне показывают будущее. Иногда… иногда я запоминаю отдельные фрагменты.

– Мать-Земля, спаси и сохрани, – выдохнул император, начертив в воздухе солнечный диск. – Вы это не отрицаете?

– Не теперь и не здесь.

Я обвел взглядом остатки былой роскоши и руины вокруг нас и склонил голову, ожидая увидеть на груди красные точки лазерных прицелов марсианских стражей.

Император долго молчал, затем проговорил очень тихо, почти шепотом:

– Значит, это правда.

Он прикрыл рот рукой, взглянув на Никифора.

– Вы действительно… тот самый.

Как я должен был ответить на такое обвинение?

– Вы отрицали это, когда мы последний раз встречались на Нессе, – сказал император, отступив на шаг; его маска фараона дала трещину. – Мудро с вашей стороны. Но теперь мы одни. Я поэтому и распорядился привезти вас сюда. Здесь никто не подслушивает, никто не пройдет мимо моей стражи.

Он опустил украшенную перстнями руку и выдохнул облачко пара. Его удивление и радость сошли на нет, и он стал прежним императором, степенным и твердым, как камень.

– Все, что мы будем обсуждать, должно держаться в тайне от других людей, даже от вашей тавросианки. Ясно?

– Да, достопочтенный кесарь, – ответил я.

– Поклянитесь.

– Клянусь.

– Поклянитесь той же клятвой, что дали мне, – почти прорычал император.

Я отступил на полшага, пораженный его внезапным напряжением.

– Даю слово, – сказал я, поднимая правую руку. – Клянусь своим именем и этим. – Левой рукой я вытащил из-под одежды серебряную цепочку со скорлупой Тихого и филактерией Валки.

Кажется, императора это удовлетворило. Он поджал губы и покосился на Никифора, но андрогин был безмолвен, как обезглавленная скульптура рядом с нами.

– Значит… вы искали документы, сохранившиеся со времен Бога-Императора? – уточнил Вильгельм Двадцать Третий. – Вам известно о «Деяниях»? Она же «Книга Сына Солнечного»?

Глаза кесаря сверкали изумрудными звездами. В его облике вдруг проявилась невиданная прежде страсть, ревностный пыл, свойственный проповедникам конца света.

Я лишь тупо смотрел на него.

Император втянул воздух и дотронулся до рубина у себя на лбу, будто камень был каплей кровавого пота. Он принялся качать головой, собираясь с духом.

– То, что я сейчас вам расскажу, известно лишь немногим, – произнес он наконец. – Мне, Никифору, избранным служителям Капеллы и Высокой коллегии. Всех можно пересчитать по пальцам.

– Ваше величество, я дал вам слово.

– Тогда слушайте под страхом смерти, – сказал император. – Существует лишь три копии. Остальные были уничтожены Капеллой еще в пятом тысячелетии. Одна копия хранится под замком в Вечном Городе. Другая – в Кенотафе на Авалоне. Третья – в бункере на Старой Земле.

– На Старой Земле?! – воскликнул я.

Меня потрясло, что о нашей родине говорили как о простой планете, а не о богине или рае.

– Но… что это за книга?

– Биография. – Вильгельм подавил веселую улыбку. – Точнее, дневник, написанный… женщиной Бога-Императора.

– Его женщиной? – переспросил я.

До меня стало доходить, почему этот текст был запрещен Капеллой. Имперским лордам и леди позволялось держать наложниц и наложников, но нельзя было даже предполагать, что Первородный Сын Земли, сам Бог-Император был не чужд подобных слабостей.

– Не его женой?

– Жену он не любил, – ответил император. – Она не делила с ним постель, не была его советницей. Нет, «Деяния» были написаны Екатериной Белой, его ближайшей соратницей и матерью его сына. Настоящей матерью.

– Виктора Севаста? – произнес я имя второго императора, начиная соображать, что к чему.

– Виктора Бастарда, – с нажимом уточнил император. – Боюсь, истории Импатиана по большей части недостоверны. Происхождение Виктора не скрывалось в годы его жизни, но в последующие века престол и Капелла предали факты забвению.

Одно дело – предполагать, что Богу-Императору были присущи слабости простых смертных. Другое – утверждать, что императорский наследник был незаконнорожденным. В те времена дети лордов и леди дома Авентов рождались старым способом, как до сих пор рождаются отпрыски плебеев и зверей. Я был потрясен.

– Тогда, на Форуме… вы не спрашивали, правдивы ли рассказы о видениях Вильгельма, – сказал император, снова отвернувшись от меня, словно ему было легче говорить собственному отражению в пуленепробиваемом стекле. – Екатерина писала о Вильгельме. О человеке, не о боге. В первую очередь поэтому ее труд и предали забвению. На то, чтобы окончательно похоронить ее наследие, ушли столетия. Теперь ее помнят разве что культисты-язычники на задворках древнейших планет, а ее биография за тысячелетия исказилась до неузнаваемости… Но книга осталась. – Он ссутулил плечи. – Она – та, что так часто просыпалась рядом с ним среди ночи, – писала о его сновидениях. Она писала, что он часто просыпался с криком, дрожа в холодном поту. Марло, она называла это припадками. Припадками, понимаете? Ее рассказ совпадает с тем, что вам поведал ваш приятель Сагара. По ночам к нему обращался какой-то голос. Легенды по большей части правдивы. Порой ему являлись во сне координаты, и он тут же отправлялся к генералам с четким планом действий. Он предугадывал, куда и когда нанесут удар мерикани, где будут их колонии. Он посылал корабли в варп к новым системам, где они находили свежие плацдармы. Благодаря этим видениям он перехитрил машины. Это правда.

– А он описывал того, кто с ним говорил? – срываясь, спросил я.

Нам ответил ясный холодный голос:

– «Он почувствовал, как будто некий друг, который всегда был с ним рядом, спустя сотни лет молчания вдруг обнял его за плечи и заговорил».

Я оглянулся, по-прежнему под впечатлением от услышанного, и увидел, что Никифор с закрытыми глазами цитирует книгу ровным, безэмоциональным тоном схоласта. Цитирует на классическом английском.

– «Он общался с ним не словами, а образами, звуками и чувствами, которые для него были равноценны словам. Он показывал Вильгельму множество удивительных вещей. Звездный океан, раскинувшийся под ногами. Землю в огне. Разрушенные города и пирамиды Америки и павших вместе с ними детей Земли и железа, дым от погребальных костров которых навеки очернил небеса.

Тогда он увидел, как с небес опускается новый город, сияющий, словно солнце. Ангелы взяли его под руки и отнесли наверх, и перед ним склонились не только звезды, но и века. Лишь тогда дружеский голос заговорил с ним на языке людей: „О Князь-воевода, Отец триллионов, так должно быть“».

У меня застыла кровь в жилах. Я повернулся к окну, пряча лицо от императора и андрогина. Никифор процитировал еще пару абзацев, но я уже перестал слушать.

«…так должно быть».

Слова были не словами,