сам учил сыновей. В тот день Серж с гримасой боли на лице и стиснутыми зубами – только бы не заплакать! – показал ему ладони с лопнувшими мозолями, а он ответил: «Ты учишься ремеслу…» – и кивнул на другой загон, который следовало почистить.

Со временем он уверился, что свиньи образуют заслон между обитателями фермы и людьми из внешнего мира. Ухаживая за животными, совершаешь ритуал, и он дает доступ в их жилище. Так повторяется снова и снова, и это крайнее средство.

Он, конечно, хотел бы для сыновей иной судьбы, но какой? И кто знает, что за жизнь могла бы сложиться у семьи, не умри Элиза.

Раньше он бессчетное число раз на дню вызывал в памяти ее образ, слышал знакомые интонации, вспоминал, как она бормочет что-то себе под нос, разыгрывая очередную сценку. Потом ее голос стал стираться из подсознания и в конце концов растворился совсем. Теперь речь Элизы звучит только в исполнении его собственного – глухого, внешнего, неслышного – голоса.

Однажды она сообщила ему, что ждет ребенка. Он не помнит ни числа, ни места, ни времени суток. Они обрадовались? Пришли к согласию, решили: «Пусть ребенок живет – чего бы это ни стоило…» – или промолчали? Осталось одно мгновение, запечатленное на снимке: вторая половина дня, ореховое дерево, Элиза, плененная, как муха в янтаре.

Анри не сказал мальчикам, что срезал перочинным ножом прядь волос с головы умершей жены и спрятал в карман рубашки, а потом убрал в шкатулку для драгоценностей и больше не открывал. Почему? Поддался суеверию, испугался алхимии превращений: что, если годы превратили волосы покойницы в клубок змей, горстку пыли, крошечное посмертное изображение Элизы?

Звонок телефона застал его врасплох.

– Анри? Это Поль Видаль. Я получил последние результаты ваших анализов. Можете заехать? Думаю, придется провести дополнительные обследования…

Анри ощупывает карманы в поисках сигарет. Они с доктором хорошо знают друг друга: трусливый подлиза ходил в один класс с Сержем, а теперь его голос полон фальшивой снисходительности.

– Спасибо, но мне сейчас некогда.

Анри бросает взгляд на конверт из лаборатории, который так и лежал на столе нераспечатанным, потом открывает один из ящиков и прячет его под стопку бумаг. В трубке слышно, как врач кашляет в кулак.

– Э-э-э… Я бы предпочел не обсуждать это по телефону, но результаты, увы, подтверждают мои опасения. Необходимо взять биопсию лимфатического узла…

Анри закуривает очередную сигарету и на мгновение абстрагируется от голоса в трубке. Его взгляд скользит по полкам с папками. По одному цвету на год – синий, зеленый, желтый, черный, красный – сотни тысяч описанных свиных жизней.

Семь миллионов поросят – столько способны произвести на свет одна свинья и ее потомство.

– И биопсию мы делать не будем, – произносит он, выкашляв дым в потолок. – Не будем. Я, кажется, ясно выразился во время нашей последней встречи.

Когда усталость, зуд и лихорадка довели его до полного изнеможения, он назначил врачу встречу в его кабинете в соседней деревне. Решил, что сыновья не должны знать (они никогда не видели его страждущим; даже заболев гриппом или подхватив вирус, он работал, не щадя себя).

Он сидел в приемной рядом с другими пациентами, стараясь не обращать внимания на чужие взгляды исподтишка, на любезные слова – добрый день – до свидания – дамы и господа, – листал глупейшие журналы для домохозяек и не понимал ни слова. Потом в дверях появился врач. Пришлось встать и идти следом за ним в кабинет, где тот предложил ему сесть и перечислить все симптомы в деталях. Время от времени доктор кивал, а когда Анри закончил, попросил его раздеться. Он много лет не оголялся даже перед женщиной, а теперь пришлось снять всю одежду и сидеть в одних трусах на влажной холодной коже кушетки, доверив тело потным ледяным ладоням мужчины. Он передернулся от отвращения к себе и не сумел сдержать дрожь, когда врач решил послушать его и прикоснулся ледяным стетоскопом. Пришлось стерпеть и осмотр без трусов: доктор пальпировал воспаленные лимфатические узлы, озабоченно перебирал пальцами мошонку.

– Возможно, я недостаточно ясно выразился… Если мой предварительный диагноз подтвердится, а боюсь, что так и будет, придется начать лечение.

Анри затянулся сигаретой и мысленно усмехнулся: «Вот уж воистину ирония судьбы – я умру не от рака легких!»

– Не будет ни биопсии, ни лечения.

Пауза затянулась – врач собирался с мыслями, подбирал слова и аргументы.

– Давайте поступим следующим образом: вы все-таки придете, и мы еще раз все обсудим. Такие решения не принимают впопыхах, и я должен быть уверен, что вы хорошо понимаете, как…

– Я все прекрасно понимаю и при случае побываю у вас, но… буду благодарен, если вы не станете больше звонить. И еще, Поль: само собой разумеется, что информация ни в коем случае не должна дойти до моих сыновей.

Анри закончил разговор, не оставив врачу возможности возразить, раздавил окурок в пепельнице и тут же снова закурил.

Он думает об Элизе, о сыновьях. Помнит все – или почти все. Былые дни, счастливые моменты сплавляются воедино. «Вот, значит, что такое жизнь… – с досадой думает он. – Так мало и одновременно так много. Нет, все-таки мало. Что в сухом остатке? Капля мудрости, немного понимания сути вещей, да и то частичного?»

Анри ни в чем не уверен.

* * *

Каждый вечер, накормив животных и закрыв двери свинарника, мужчины совершают еще один непременный ритуал – наносят визит Элеоноре. Садятся за кухонный стол в бывшем стойле, давным-давно превращенном в отдельное жилье. Катрин и Габриэль неизвестно, о чем свекор с сыновьями беседуют со старухой.

Матриарх немногословна, привыкшие к одиночеству и самоизоляции мужчины тоже скупы на слова. Они приноровились, научились угадывать мысли друг друга. Элеонора поит их пивом или варит кофе, и они сообщают ей новости – о готовых опороситься матках, о случке и следующей отправке на бойню, о разделке туш нескольких животных, которых решили забить на месте, «хотя шкуры сдирать будет непросто». Элеонора слушает молча. Иногда – очень редко – Анри и Серж напоминают ей Марселя. Старуха мысленно возвращается к тому моменту, когда стало ясно: больше она не сможет защищать сына от яростных припадков отца. У Марселя все чаще случались «выпадения», они находили его мертвецки пьяным – под деревом, рядом с коровой, в огороде, на конюшне. Однажды муж заявил, что мальчик вырос и может начать работать на ферме. Она ужасно испугалась, почувствовала себя бессильной и не сумела удержать Анри при себе. На следующий день