Леон зловеще цокнул языком, Ева выставила руку, не давая ему начать говорить.

– Майя, как бы вы хотели, чтобы Леон повел себя?

– Давайте прекратим! – Леон поднялся, чуть не свалив стул.

– Мы можем продолжить с Майей наедине, – строго и быстро проговорила Ева. – Но я уверена, что вы тоже заинтересованы в том, чтобы научиться находить компромисс.

Леон кипел от злости, он явно не привык, что с ним общаются настолько свысока, но все-таки сел обратно.

– Майя? – вернулась ко мне Ева.

– Мне хочется, чтобы мы все мирно обсуждали. Мы разные и с разным отношением ко многим, да ладно, почти ко всем в мире вещам. Но… – я почти сказала: «Но все равно я люблю его», – но… мы не в тех условиях, чтобы усугублять проблемы. Нам и так досталась не самая простая… жизнь.

– Что вы имеете в виду?

– В данном случае – диссоциативное расстройство, – я покачала головой. С Леоном мы почти никогда не ныряли в эту тему. Он обычно ограничивался фразой «Я же псих», оправдывая свое нелогичное поведение. Говорить о Тони и прочих альтерах мы и вовсе перестали.

– Хорошо, спасибо, Майя. Леон, что сейчас чувствуете вы?

Пауза казалась настолько долгой, что я была уверена – он уже не заговорит.

– Боль, – вдруг сказал Леон.

– Боль физическую? – уточнила Ева.

– Нет, на нее мне плевать, – спокойно ответил он, я искоса посмотрела на его изуродованное лицо, хорошо, что он сидел ко мне здоровым не налитым кровью глазом.

– Что стало причиной вашей боли?

– Вся моя жизнь – сплошная боль и разочарование, разве не так? Уж вам-то это лучше всех должно быть известно.

– Я не делаю подобных суждений, – тон Евы немного смягчился.

– Вы не помогаете, Ева. Вы обещали, что я больше не появлюсь, – почти прорычал Леон.

– Только в ваших силах так сделать, ваших – то есть всех идентичностей. Я неоднократно повторяла, что мы прорабатываем травмирующие события, ищем общие паттерны поведения и триггеры, вызывающие смену личности. Сращение нельзя гарантировать, но сращение – главная цель, к которой мы стремимся.

Я только поверхностно слушала ее монолог-объяснение. Больше я думала о словах Леона: «Вы обещали, что я больше не появлюсь». С подобного заявления началось наше знакомство, я с первой (фактически, конечно, второй) встречи знала, что он мечтает больше не появляться в теле Тони, и что главная цель терапии – сращение идентичностей. Но теперь мысль о том, что однажды Леона просто может не стать, разрывала мое сердце на тысячи бесполезных кровоточащих кусков.

– Майя?

– М? – отозвалась я на призыв Евы.

– Как в вас отзывается идея о сращении? – она, словно ведьма-прорицательница, видела меня насквозь. Прежде я не комментировала данную тему, все мы (я, Тони и Ева) считали само собой разумеющимся то, к чему мы должны прийти в идеальном будущем.

– Я… – я растерянно смотрела на нее, чувствуя на себе пронзительный взгляд Леона. – Я не знаю.

– Что ж, – Ева не стала допытываться от меня ответа здесь и сейчас, – попробуйте следующий час провести в разных комнатах и запишите все мысли, которые в вас вызывает идея сращения личностей. Я прошу вас подойти к вопросу с разных сторон, но оценивайте только свои чувства и эмоции, не пытайтесь додумывать за других. Через час обменяйтесь записями и прочтите. Можете вслух или наедине. Можете никак не комментировать то, что прочли, или тезисно обсудите. Но если один из вас не захочет говорить – значит вы оба не обсуждаете. Задание понятно?

Мы кивнули. Когда Ева ушла, Леон сразу заявил, что не станет терять время на подобные глупости. Я же ушла в спальню, достала блокнот с ручкой и надолго замерла над белым листом. Хотелось написать так много, но никому, увы, это не было нужно.

Спустя час я вышла в гостиную, Леона не было. Я с досадой глянула на свои плотно исписанные страницы, раздумывая не порвать ли их. И потом я заметила на высокой столешнице, где мы втроем сидели с Евой, белый лист. В сердце заныло: «Неужели?» Я, боясь даже дышать, подошла и прочитала одну строчку, выведенную аккуратным незнакомым почерком:

«Я люблю тебя и не знаю, как жить с этим дальше».

Я смогла уснуть только под утро, когда глаза окончательно слиплись от напряжения и пролитых слез. В ту ночь я вспомнила почти забытый вкус отчаянья. И снова его причиной был Леон.

В семь зазвонил будильник, я застонала, но отыскала в себе силы подняться. Кровать была по прежнему пустой, где и с кем провел ночь Леон, я не знала. Я хотела перечитать свои записи и в миллиардный раз увидеть краткое бесконечно ценное признание Леона, но листов не было на кровати. Я вскочила и обыскала все вокруг – нигде нет. Я выбежала в гостиную в надежде увидеть Леона, но мое внимание привлек развевающийся у открытого балкона тюль.

– Леон? – несмотря на холод я подбежала к балкону и выглянула. Тонкие струйки сигаретного дыма улетали в морозный утренний воздух. – Ты куришь?

Он обернулся, избитое лицо выглядело удивленным.

– Привет! Вот и познакомились, Майя.

Если бы мой мозг был хоть немного отдохнувшим, я бы, пожалуй, догадалась, но смогла выдавить только:

– В каком смысле?

– О, я – Купер! – он затушил бычок и шагнул мне навстречу. – Рад, наконец, познакомиться, вот я о чем.

Он протянул руку, которая по-прежнему была перевязана бинтами. Я машинально пожала ее.

– Ты куришь, – скорее констатировала я, нежели спросила.

– Дурная привычка, знаю. Но редко когда получается, – он рассмеялся, но тут же взвыл и прикусил едва зажившие губы. – Что Леон, блин, наделал!

– Ты знаешь, что здесь был Леон? – я была предельно настороженной. Мозг предательски отказывался помогать мне делать какие-либо выводы.

– О да, – он усмехнулся, – вообще, не трудно догадаться. Но я знаю наверняка.

Купер с интересом рассматривал меня, я припомнила, что нежданно появившейся незнакомой мне субличности всего пятнадцать лет. Для подростка он был весьма… уверенным.

– Так ты помнишь, что было вчера?

– Не-а, – он плюхнулся на диван, и листы, исписанные моим почерком, подпрыгнули рядом. Я открыла рот от возмущения, подошла и собрала свое сокровище. Листа Леона там не оказалось.

– Ты читал?

– Что? – Купер оторвался от выбора игры на приставке. – А, не. Ну, точнее, начал, но там какая-то муть.

Я хмыкнула, но не стала комментировать его выпад.

– Здесь не хватает еще одного листка, не блокнотного, а обычного, формата А4.

– Без понятия, Мэй. Я не видел, – не глядя на меня парировал он.

– Как ты меня назвал? – я остолбенела. Откуда он мог знать, что друзья зовут меня Мэй? И откуда он в принципе знал, кто я, запоздало дошло до меня.