в котором пришёл Шкет, тесноватое ему в плечах и слегка коротковато, они носят по очереди, выбираясь на поверхность. Все приблизительно одного возраста, размеры конечно разные, но маленьких среди них не было. Вспомнила, мальчишка говорил, что самую малышню на зиму отправили по монастырям.

Выбравшись на поверхность, распрощалась с другом и первым делом отправилась воплощать свой замысел. Для этого перебралась через мост в рабочий район. Зашла в швейную мастерскую, здесь шили одежду для рабочего люда, крепкую и добротную. То, что мне нужно. Заказала десять тёплых курточек, приблизительно трёх размеров. И десяток тёплых штанов. На шапки и перчатки мне даже сделали скидку, как оптовому покупателю. Затем завернула в обувную мастерскую, где по такому же принципу заказала тёплую обувь для мальчишек.

Закончив с делами, осталась очень довольна, теперь Шкет не отвертится, я таки его перехитрила. А не надо спорить с женщиной, она всё равно сделает по-своему.

Вернувшись в гостиницу, первым делом закрылась на ключ и принялась рассматривать украденные драгоценности, разложив их на кровати.

При свете свечи они приобретали таинственный и неземной отблеск. Довольно перебирала между пальцами тонкие нити золотых цепочек, ласкала нежно камешки. Перемеряла все украшения, придумывая, под какое платье можно было бы одеть каждое. Работы оказались просто чудесными. Я даже знаю, чьих рук. Такую красоту совсем не хотелось продавать на черном рынке, а переделывать тем более. Выжду какое-то время, и сама буду носить. А что? Ведь всё делалось на заказ, значит, заказчик ещё не видел сделанную ему вещь. Узнать эти драгоценности может только продавец и ювелир их изготовивший. Дядюшка Фейт меня никогда не подведёт, а продавец — птица слишком низкого полёта, вряд ли на балах появляется.

Конечно, можно нечаянно нарваться на слишком внимательную заказчицу, которая может узнать свой эскиз. Но я ведь удачливая.

Ненароком вспомнился герцог и его странное послание. Вынула из потайного кармана на платье конверт (да, я всё это время таскала его с собой), и разложила среди украшений. Видел бы Его Сиятельство, в какое соседство попало его письмо, желчью бы изошёл. Улыбнулась довольно, вроде бы и не месть, а приятно. Для полноты эффекта ещё и завернула в листок колье с бриллиантами, поднимая себе таким своеобразным способом настроение.

Вдоволь наигравшись, сложила всё на места и принялась вновь собираться в дорогу. До встречи с Его Сиятельством ещё целая неделя, которую я проведу в кругу семьи, леча израненную встречами с ним душу.

Отдохну хорошо, а там, на свежую голову, подумаю, как поступить.

Гостиницу я покинула рано утром, в самом лучшем состоянии духа. Предвкушая скорую встречу с родными.

Подъезжая к дому, радостно рассматривала белые долины и холмы, леса, покрытые снегом. Даже воздух здесь был свежий и целительный. Не сравнить даже с загородным особняком виконта.

У порога меня встретила взволнованная Хеттер. Она уже разожгла печь и готовила завтрак и, завидев подъезжающую карету в окошко, выбежала на крыльцо. Обнявшись с кухаркой, поцеловав в щёку вышедшего навстречу Роджера и пожав руку Морису, не раздеваясь, побежала наверх, к моей девочке.

Соули ещё спала, я присела у кроватки, с щенячьей радостью глядя на доченьку. Проснулась Кет и со слезами кинулась обниматься. Под всхлипывания экономки открыла глазки и Соули. Схватила её на ручки и прижала к себе. Малышка первое время сонно моргала, ничего не понимая, но, когда разобрала кто её так нагло тискает, обняла меня своими маленькими ручонками. Я чуть не расплакалась. Моё маленькое счастье со мной, что ещё нужно?!

Граф тоже обрадовался моему приезду, как добрый дедушка, погладил по головке и поцеловал в лобик.

В первый день мы закатили праздничный обед, собрав всех за одним столом. Такого шума и гама, по словам милорда, этот дом давно не слышал.

Это были самые чудесные дни, я проделала всё, о чем мечтала. Мы катались на санях, строили крепости и снеговиков, играли в снежные бои. А вечерами сидя у камина, я читала графу с Соули сказки, под которые они оба засыпали.

Хеттер каждый день готовила самые любимые мои блюда, Кет ни разу даже не пожурила, а только радовалась, тайком утирая слёзы умиления.

Казалось, сам дом ожил, радуясь нашему маленькому семейному счастью.

— Ты приносишь в дом праздник, — как-то тихо сказал мне дедушка Чарльз, передавая экономке заснувшую у него на руках, когда мы в очередной раз читали сказки, Соули. Кет понесла девочку наверх в кроватку.

— Просто мы давно не виделись, вот и радуемся друг другу, — ответила смутившись.

— Нет, — возразил он. — Это в твоём характере — делать людей счастливыми. Делать их лучше, чем они есть на самом деле, потому что ты о каждом думаешь хорошее, и люди стараются соответствовать.

— Да ну, — отмахнулась я, перелистывая страницу книги и делая вид, что ею увлечена. Уж очень неловко я себя чувствовала от его похвал.

— Правда, правда, — продолжил он, не давая мне уйти от темы. — Вот я, старый ворчун и брюзга, а рядом с тобой становлюсь добрейшим дедулей.

— Вы и есть добрейший дедуля! — рассмеялась на это.

— Я? — он крякнул неопределённо. — Ты не знала меня совсем, я был раньше жутким скрягой, пакостником и невероятно злобным старикашкой.

Даже приподнялась от возмущения, собираясь протестовать.

— Не перебивай, — сделал он предупреждающий жест, когда я попыталась возразить. — Думаешь, почему меня хотела отравить моя же экономка. Сначала она была очень даже приличной женщиной, только я так отравлял ей жизнь, что бедняжке не оставалось ничего иного, как отравить меня, и я её за это не сужу.

— Вам много досталось, — произнесла я в оправдание.

— Так же, как и всем, — отрезал он. — Ты вот сиротой осталась в таком юном возрасте и успела разного повидать, но осталась светлой и доброй девочкой.

— Ох, Вы меня не знаете, — улыбнулась печально, уж больно мне не нравился этот разговор. Не только потому, что он меня смущал, а ещё и потому, что не могла понять, к чему граф ведёт.

Но он опять перебил:

— Я слишком стар, чтобы любезничать, потому послушай меня девочка, — он приосанился и тяжело вздохнул. — Не знаю, кто тебя обидел и чем, да только не надо тебе больше возвращаться в город.

Я замерла, потупив глазки, слишком тяжёлым становился разговор.

— Ты оттуда вернулась уставшая, измученная, тени под глазами. И даже когда смеёшься и радуешься, чувствуется в тебе боль, словно червячок изнутри тебя гложет.

Он замолчал, а я не знала, что ответить. Граф прав, мне не стоит возвращаться. Вот только я не знаю, как жить, если не