Рассказывать о нем в подробностях мне было запрещено Коллегией, и потому в повествовании не хватало многих существенных деталей. Вывернуться из ситуации мне удалось только после того, как намекнул: все, что можно, я уже поведал.

Затем Иоахим Габстел, как выяснилось, действительно праправнук знаменитого путешественника, рассказал пару семейных легенд о своем предке. Все, несомненно, их уже знали, но, тем не менее, слушали с удовольствием. Что уж говорить обо мне. В конце ужина мы с Иоахимом Габстелом называли друг друга просто по именам, и он пригласил меня на мостик, благо ему предстояло заступить на вахту. Это ведь только на таком малыше, как «Небесный странник», на мостик могут подняться все, кому не лень, на больших кораблях обстоит по-другому. И тем приятнее для меня прозвучало его приглашение.

Должен признаться, несмотря на размеры, мостик меня не впечатлил. Как-то неуютно на нем оказалось, да еще и холодно. Все-таки «Небесный странник» на такую высоту не поднимается, в том числе и по этой причине. И даже сплошное остекление мостика со всех четырех сторон не спасало от холодного ветра.

«Эдак они и крышу на мостике соорудят, чтобы было совсем уж как в кают-компании», – скептически скривился я, тщетно стараясь не ежиться от пронизывающего ветра. Все остальное ничем не отличалось, разве что кабестанов для управления л’хассами было два, и оба они располагались на мостике.

– Скажите, Иоахим, – обратился я к навигатору, отчаянно завидуя его длинной, до колен, кожаной куртке на меху. Моя нисколько не согревала, хотя на своем корабле я обычно ею и обхожусь, – почему кабестанов целых два? Один из них – на аварийный случай?

Он охотно объяснил:

– От каждого идут отдельные приводы. На «Иоахиме Габстеле» установлено достаточное количество л’хассов, чтобы незагруженный корабль мог подниматься, используя только половину из них. Ну а сейчас, когда трюмы забиты почти под завязку, л’хассы задействованы все. Будь привод один, настройку пришлось бы делать очень тонкой. Ну а чем она тоньше, чем легче сбивается.

– Спасибо, Иоахим, – стуча зубами, поблагодарил я. – Извините, что не могу составить вам компанию надолго: в Опситалете выспаться толком не удалось. И спокойной вахты.

«Иначе скоро от стука зубов и команды на штурвал не будут слышны, – думал я, спускаясь с мостика. – Нет уж, лучше летать пониже, пусть и приходится платить скоростью».

* * *

Напрасно я полагал, что проспав большую часть дня, я долго не смогу заснуть снова. Как бы не так, едва мне удалось согреться под одеялом, как меня моментально сморил сон. Проснулся я от частого звона корабельного колокола – тревога!

Едва я свесил ноги с постели, шаря глазами в поисках одежды, как корабль внезапно пошел вниз, одновременно наклоняясь на левый борт. Сердце, вслед за кораблем, рухнуло куда-то в район живота. В голове лихорадочно заметались мысли, что если корабль сейчас не остановится, то он будет падать до самой земли. И каково же было облегчение, когда палуба начала давить на ноги – знак того, что полет вниз закончился. Радоваться долго не пришлось: «Иоахим Габстел» сильно вздрогнул всем корпусом и закачался с борта на борт.

«Л’хассы, с ними что-то происходит, – определил я, слишком уж хорошо мне знакомо такое. – И чаще всего, в абсолютном большинстве случаев, они ведут себя так, столкнувшись с Желтым туманом. Но откуда ему здесь взяться, на такой-то высоте?!»

Верхняя палуба встретила новым толчком, таким сильным, что мне пришлось схватиться за топенант, удачно оказавшийся рядом.

«Откуда-то он все-таки взялся, Желтый туман», – убедился я, обведя взглядом горизонт по курсу. Причем туман очень плотный, такой мне довелось видеть единственный раз – в проливе, ведущем из Сурового моря в море Мертвых.

Коричнево-желтый, он очень напоминал гной, пронизанный кровяными прожилками, пренеприятнейшее зрелище. Но беда не в его виде – в тумане л’хассы лишаются заключенной в них силы.

«Иоахим Габстел» снова пошел вниз, но теперь уже плавно, явно по команде с мостика.

Вновь оглядев горизонт, я ужаснулся: «Что же они делают! Необходимо подняться и повернуть вправо, много правее!»

Первым, кого я увидел на мостике, был один из трех навигаторов «Иоахима Габстела», бледный и растерянный, тот, на чьей вахте корабль повстречался с Желтым туманом. Его недогляд: туман можно обнаружить даже в сплошной темноте, он слегка светится, к тому же весь пронизан крохотными желтыми искрами, так что первая задача несущего вахту на мостике – вовремя все это заметить.

«Сигрит Бенувенте, – всплыло из памяти знакомство в кают-компании. – И еще, по-моему, он слишком налегал на вино».

«А тебе, Иоахим, становиться капитаном еще слишком рано, – подумалось мне, когда я увидел лицо навигатора и вспомнил, что он рассчитывает в ближайшее время получить под командование летучий корабль. – Иначе ты бы выглядел как Тремир Дезальез, капитан «Иоахима Габстела».

Тот стоял, прикусив нижнюю губу, с холодным равнодушием глядя вперед, всем своим видом показывая, что для паники нет места и все обойдется. Среднего роста, коренастый, казалось, он врос ногами в палубу и ничто не сможет его с нее сковырнуть. Он страшился не меньше других, но он капитан, и потому на его лице не было места отчаянию.

Дезальез коротко взглянул на меня и тут же отвернулся, чтобы отдать команду на кабестан.

– Огест, пол-оборота влево, снижаемся, – сказал он таким тоном, как будто попросил передать ему солонку.

– Есть, капитан! Пол-оборота влево, – послышалось от Огеста, взявшегося за рукоятки кабестана.

Я снова взглянул вперед и застонал от отчаяния. Самое глупое, что можно было придумать в создавшейся ситуации, – этот хоть сколько-нибудь снизиться. Да, там, по курсу, чуть ниже нас, Желтый туман выглядит не таким густым, но надолго ли? Стоит только расслабить зрение, как общая картина в небе становится совсем другой; опускаясь вниз, мы еще больше усугубляем ситуацию, и без того почти безнадежную.

Но как дать знать об этом капитану? Рассказать о том, что я вижу? Но захочет ли он меня выслушать? Да и поверит ли?

– Огест, ну-ка еще оборот влево. И ты, Раскет, приготовься, – обратился Дезальез к матросу, застывшему у другого кабестана. – Как только я махну рукой – сразу два оборота.

Тут мне пришла в голову мысль, что на меня, по словам Эйленоры, не действует то, от чего остальным людям приходится выполнять чужую волю. И еще вспомнилось желание проверить: не могу ли я и сам влиять на других людей? Если уж сейчас не самый подходящий случай, то когда еще? Только как это делается? Жаль, что Эйленора завела разговор об этом в самом конце и мне не хватило времени спросить у нее, как все происходит. Вероятно, есть какие-то тонкости. Но стоит попробовать так, как я сам себе это представляю.

Я мысленно попытался внушить Дезальезу, что корабль необходимо поднять выше и отвернуть вправо. Тщетно, он даже не посмотрел в мою сторону. Наоборот, Дезальез поднял руку, всматриваясь во что-то впереди.