Румянцеву: «Господин фельдмаршал граф Румянцев! Полученные нами здесь известия, предшествовавшие сообщенным в письме вашем от 5-го последняго (января) месяца, давали основание, что Франция своим вмешательством успела склонить Порту разрешить русским судам свободный проход в Черное море и, кроме того, вступить в примирение с Россией. Основываясь на этом, я льстил себя надеждою, что, действительно, в скором времени политические дела достигнут прочного и продолжительного соглашения, которое освободит наконец империю Российскую от войны с турками. Мне тем более грустно узнать столь положительным образом, что политические дела находятся вовсе не в том завидном положении, в каком я желал бы их видеть. Впрочем, по моим сведениям, я убежден, что французский двор делает все возможное на свете для восстановления мира и что австрийцы недовольны Францией, что она своими интригами не поддерживает их у Оттоманской Порты. Я вам чрезвычайно обязан за любопытные и важные подробности, любезно вами мне сообщенные, для точного ознакомления современного положения дел с Турциею. Я чрезвычайно доволен, что могу выразить вам мою за то признательность и заявить вам вместе с тем, насколько я всегда готов содействовать нашим интересам, которые являются единственными и самыми дорогими предметами, занимающими меня в настоящее время. Молю Всевышнего, да хранит вас Бог, господин фельдмаршал, своею десницею. Фридрих. Бреславль».

Фридрих II хорошо знал о том, что императрица возложила на графа Румянцева все полномочия по ведению крымского урегулирования. Положение в Крыму трудно было понять: то Селим-Гирей избран ханом, и воинствующая партия в Стамбуле признала хана Шагин-Гирея недостойным ханского звания и заслуживающим смерти, то Екатерина II прислала Румянцеву рескрипт, в котором четко было сказано, что необходимо прекратить мятеж в Крыму и восстановить власть хана Шагин-Гирея, поддерживать его указы и взять под защиту всех преданных татар и христиан. Из письма графа Никиты Панина следовало, что ее величество императрица выразила ему полное доверие по ведению крымских дел, он может устраивать эти дела «по лучшему локальному усмотрению к достижению предположенной цели», не ожидая разрешения из Петербурга.

Получив письмо Фридриха II, Румянцев тут же сообщил Екатерине II о том, что он следит за действиями своих генералов, участвуя во вспомогательном корпусе князя Репнина, но не имеет сведений от него о соглашениях с прусским королем, ему приходится гадать и воображать, как на самом деле происходят мирные переговоры, он понимает, что турки ведут себя спокойно, осознавая, что австрийские и прусские войска заняты совсем другими заданиями, но от действительного тайного советника князя Голицына поступили известия о том, что весной будущего года многочисленные австрийские войска «готовят великие магазины» в разных местах, да и французы что-то готовят, а ему остается только «гадать и воображать»: «И посему и вашему императорскому величеству вернее известному дел положению, – писал Румянцев из Парафеевки 14 февраля 1779 года, – ожидаю я новых от вашего императорского величества всевысочайших повелений, кои и тем паче мне нужны, что я за отделением новоназначиваемого корпуса и по уничтожению в Польше учрежденных мною магазейнов пребываю и поныне в неизвестном о генеральных вашего императорского величества на сию часть и иных, в рассуждении весьма надобной по сим обстоятельствам во всем связи, мероположениях».

Вскоре мирные переговоры завершились, и договор, заключенный между Пруссией, Австрией и германскими князьями, на какое-то время успокоил графа Румянцева, и Турция вроде бы выразила желание сохранять мирные отношения в Европе, но, по наблюдениям графа Румянцева, и в это неудобное время турки увеличили количество своих войск и, возможно, вынашивают планы напасть на Польшу или Новороссийскую губернию. Румянцев посылает ордер Александру Суворову, в котором приведены точные данные о расположении полков и бригад, способных «искусным учреждением его движений отрезать противника и по соглашению всех к тому потребных по обстоятельствам мер наголову побить». И в других наставлениях Румянцев дает Суворову точные указания для того, чтобы воспрепятствовать туркам иметь свободу действий, если они осмелятся напасть на русские укрепления.

В конце марта 1779 года Румянцев получил сведения из Константинополя от статского советника Стахиева, что турки намерены послать весь свой флот к берегам Крыма, шесть кораблей пойдут к Очакову, так что в ордере Александру Суворову он дал точные указания, как и каким образом укрепить сопротивление туркам, которые мечтают захватить Тамань, а может быть, Бендеры, Очаков, Хотин. Но главным препятствием для благоприятного разрешения споров с Турцией остается ее полное запрещение владеть России Черным морем – Черное море полностью принадлежит Турции, ни татары, ни Россия не могут плавать по Черному морю. Тщетность дальнейших переговоров с Турцией была очевидна, и Екатерина II дала указание Румянцеву готовить войска к нападению на турецкие укрепления, но вскоре отменила этот приказ в связи с улучшением отношений.

23 февраля 1779 года Суворов писал Румянцеву: «Вашего сиятельства дозволением пользовался я в Полтаве свыше недели и, оставя там мое семейство в разстройке и почти окончательной смертельности, посетил, чрез Астрахань – Кизляр – Моздок, Астраханскую, уже выстроенную и оселенную линию, и по Кубани (где тако ж по укреплениям внутреннее выстроено все) от Павловской крепости чрез коммуникационные на степень к Азову шанцы, Бердинскою линиею возвратился. На Кубани, сиятельнейший граф, точно тихо… Ногайские и крымские поколения силою имеют укрепление в узде. Светлейший хан, сколько ни гневен и непостоянен, более жалок по бедности его».

Из этого письма видно, что Суворов предусмотрел последовавшие требования Румянцева и самостоятельно проехал более 2 тысяч с половиной верст, чтобы отдать соответствующие распоряжения. С 7 июля 1779 года Суворов получил новое назначение командовать пограничной дивизией Новороссийской губернии и попал под команду Григория Потемкина.

Переписываясь со Стахиевым, с визирем, с резидентом Константиновым и узнавая о положении в Крыму и Турции, Румянцев понял, что приближается решительный час присоединения Крыма к России. Шагин-Гирей, оказывается, не подговаривал татар к мятежу, наоборот, готов был служить императрице Российской, и за это получил богатые дары, кредит на 50 тысяч, Россия оказывает хану уважение, почет, заботу о его пользе, власть хана – закон в Крыму. А это было главное в отношениях с Россией. «В то же время переговоры графа П.А. Румянцева с Портою, – писал его биограф П. Майков, – благодаря содействию французского посла, кавалера де Сен-При, пришли к желаемому окончанию, и граф Румянцев 7 апреля 1779 года, из своей Парафеевки, мог сообщить императрице о своей радости, что дела с Портою решились по желанию ее величества, а именно что Порта, после долгих переговоров, 30 марта 1779 года подписала конвенцию, которою, подтверждая Кючук-Кайнарджийский трактат, признала Шагин-Гирея ханом Крымским, – и султан выдал ему благословенные грамоты. Россия