её пространство перегораживали семь деревянных самодельных лавок, видимо специально принесённых для заседания. У стены напротив входа, под выцветшими портретами Ленина и Сталина, располагался стол, покрытый зелёным сукном. Шагнувший нам навстречу Треухов пригласил молодого человека присесть за этот стол, а сам устроился прямо перед ним, в первом ряду. Вошедшие вслед за мной Саша с Францевым заняли места рядом с председателем, а я встал возле окна, откуда было удобнее наблюдать за происходящим. Когда колхозники, продолжая вполголоса переговариваться, расселись по лавкам, заседание началось.

– Все меня знают, наверное, но кто не слышал, представлюсь. Зовут меня Николай Харченко, я совладелец и главный юрисконсульт компании «Русский картофель», – робко оглядев зал, произнёс молодой человек. Он начал говорить дрожащим прерывающимся голосом, но, казалось, звук собственной речи успокаивал его: чем дальше, тем увереннее становились его интонации. – Хочу сразу сказать, что наша фирма приносит вам извинения за то недопонимание, которое могло возникнуть между нами. Я считаю, что в ходе нашей беседы мы сможем решить все спорные вопросы. В первую очередь, хотелось бы развеять слухи о том, что мы собираемся заниматься каким‑то строительством на колхозных землях. Ответственно заявляю, что на ближайшее время у нас такие планы отсутствуют.

– Что значит – «на ближайшее время»? – раздался из угла взволнованный женский голос. – Ну а завтра у вас эти планы появятся, и что, нам в двухдневный срок с детьми на улицу?

– Во‑первых, есть жилищный кодекс, который любом случае гарантирует вам жильё..

– На выселках, в медвежьем углу каком‑нибудь, как Семёновку вон расселяли, – глухо проворчал кто‑то.

В зале зашептались.

– Во‑вторых же, миссия «Русского картофеля» подразумевает полную транспарентность корпоративной политики, – повысил голос молодой человек.

Колхозники угрюмо переглянулись.

– Чего‑чего? – после минутной паузы зло спросил сидевший в первом ряду седой краснолицый мужчина в вязаном свитере.

– Я имел в виду, что мы ведём дела прозрачно и всегда задолго извещаем партнёров о наших будущих действиях, – снова оробел Харченко.

– Так бы и сказал сразу, – насмешливо произнёс вязаный свитер. – А то «миссия», «транспарентность». Английский ещё не выучил, а русский уже забыл.

– Ну подождите, товарищи, подождите, – остановил председатель, тяжело поднимаясь с места. – Давайте уже по делу.

– А что по делу‑то, Кузьмич? – отозвался оратор в свитере. – Непонятно что ли, грабить он нас приехал да зубы заговаривать.

Зал согласно загудел.

– Простите, как вас зовут? – собравшись с духом, перешёл в наступление Харченко. Он твёрдым и элегантным, вероятно, заученным жестом указал на говорившего кончиком металлической ручки.

– Михаил Борисович Кондратьев, механизатор я здешний.

– Так вот, Михаил, я персонально для вас заявляю…

– Вы давайте по‑русски ко мне, по имени‑отчеству обращайтесь. Михаил – это только дворников так в старину, до октября, звали.

– До какого октября? – не понял юрисконсульт.

– До Великой Октябрьской Социалистической революции, – внушительно подбоченился мужчина. – Когда таких вот гнид как ты на заборах вешали.

Харченко побледнел и нервно защёлкал ручкой.

– Ну хорошо, Михаил Борисович, – заговорил он. – Давайте обойдёмся без оскорблений. Ваши претензии к нам понятны. Но и вы нас поймите – у нас есть все законные основания распоряжаться колхозной землёй по своему усмотрению. Существует решение сельского совета, законность которого подтверждена в том числе государственными надзорными органами. Федеральная служба по финансовым рынкам проверила наши действия и не нашла в них нарушений. Но в то же время мы готовы…

– Да какая там федеральная служба? Жулики! – истерично выкрикнул женский голос.

– Послушайте, ну хорошо, но было же собрание, у всех была возможность высказаться…

– Да что там на общем собрании‑то было? – солидно и убедительно заговорил со своего места доселе молчавший Фомичёв. – Сказали нам, что эмиссия какая‑то будет, а что это такое, зачем она нужна – никто внятно не объяснил. Мы проголосовали как вы просили. И вдруг вы приезжаете и заявляете – дескать, уходите с земли, наша она теперь.

– У вас были необходимые документы, вы были извещены в установленном законом порядке. А то, что вы не сочли нужным изучить предоставленные бумаги, ну это всё‑таки не проблемы нашей компании, – развёл руками Харченко. Было заметно, что он волнуется – его лицо залила густая краска, на лбу крупно выступил пот.

– Ну вот кто знал, что такое эта эмиссия? – продолжал ораторствовать Фомичёв. – Вот ты, Ефимовна, знала? – он дотронулся до плеча сидевшей рядом полной носатой старухи.

– Ничего такого не знала, – решительно выпалила та, резким движением ладони поправив цветастый платок, сползавший на глаза. – Не знала и не слышала. Вот что же вы, молодой человек, людей обманываете, не стыдно вам? – укоризненно затараторила она, обращаясь уже к Харченко. – У нас люди старые все, есть кто на земле и по сорок, и по пятьдесят лет работает. А вы вот так, обманом, в одночасье отобрать всё хотите!

– У нас есть закон, давайте будем следовать законным процедурам, – монотонно бубнил московский гость.

– Вы без этой тягомотины скажите: будете у кого-нибудь землю отбирать? – вновь крикнули из зала.

– Спасибо за вопрос! – произнёс гость, обводя помещение ищущим близоруким взглядом. Но не найдя вопрошавшего, обратился ко всем сразу.– Безвозмедному отчуждению подвергнется лишь незначительная часть колхозных земель. У меня есть решение суда по участкам с кадастровыми номерами, оканчивающимися на четыреста восемьдесят и четыреста восемьдесят девять. – Он поднял над головой белый лист.

– Это чьи? – обеспокоенно произнёс кто-то.

– Один участок возле реки, на территории бывшей мельницы.

В зале облегчённо вздохнули.

– А второй это… – он всмотрелся в лист. – Это улица Центральная, дом тридцать два.

– Федотовых земля! – крикнули в зале.

Высокий седой мужчина в потёртой кожаной куртке встал с места и, поднявшись на сцену, начал что-то горячим шёпотом объяснять выступавшему. Тот слушал, сжав губы и скупо отвечая короткими фразами. В зале между тем поднялся гомон. Председатель, в начале встречи ещё пытавшийся успокоить людей, теперь махнул на всё рукой и сидел на месте с каменным лицом, застывшим немигающим взглядом уставившись в точку перед собой.

Наблюдать за всем этим было всё скучнее, да и в помещении стало душно. Я вышел на улицу подышать свежим воздухом.

– Что, Игорь, тоже надоела вам эта клоунада? – окликнули меня, когда я шагнул на широкий, посыпанный опилками двор.

Я обернулся. В углу двора, у кучи дров, с сигаретой в руке стоял Францев.

– Вышел освежиться, жарко внутри, – сказал я, подходя к нему.

– А наш защитник униженных и оскорблённых там остался? – саркастически улыбаясь, кивнул Борис на сельсовет.

– Саша? Кажется, да.

– Ерунда это всё, как вы считаете?

– Собрание?

– Ну да.

– Я думаю, что перспектив у этого дела немного, но мы, по крайней мере, можем хоть чем‑то помочь. Да