и потом задание редакции…

– Да бросьте, – усмехнулся Францев. – Перспектив немного… Всё тут понятно. Что с капиталистами, что без них, загнётся этот колхоз. Ещё год‑два – и всё, кирдык.

– Может быть, – ответил я уклончиво. – Хозяйство тут, конечно, в тяжёлом состоянии.

– Ну а Васильеву только дай волю, – сказал Францев, видимо, приняв мои слова за согласие. Бросив на землю докуренную сигарету, он ловко раздавил её носком ботинка. Затем извлёк из кармана лакированную зажигалку с выгравированной львиной головой на корпусе, и стал играть с ней то подкидывая в руке, то клацая стальным затвором. – Вот увидите, он ещё всех тут достанет, да и нас с вами до темноты в этой дыре продержит.

Я промолчал.

– Вы, кстати, знаете, что он в дурке лежал? – вдруг вскинул он на меня быстрый взгляд.

– Саша? – удивился я.

– Да. В Москве, в Ганнушкина, два месяца его держали.

– Как это?

– Да года полтора назад он в каком‑то очередном митинге участвовал, – не без удовольствия пояснил Борис. – Полиция всех демонстрантов тогда и сцапала. Кого отпустили, кого – на трое суток задержали, а Сашку нашего в психушку отвезли, да и оставили там под присмотром врачей.

– Что же так сурово‑то?

– Ну он‑то себя, конечно, считает жертвой кровавого режима, но, думаю, не было в его случае никакой политики. Послушаешь его с полчаса – вот как сегодня‑то, в машине, и всё с ним ясно становится.

– Как же его не уволят из редакции, если он болен?

– Ну а кто станет газеты развозить, кто с техникой будет возиться, компьютеры чинить? Он машину водит, в электронике сечёт – вот Стопоров его и держит. Да и безопасный он по большому‑то счёту. У него же приступами вся эта оппозиционность. Побузит день‑другой, а на третий успокоится. А все эти идеи его… – он на мгновение замер, наморщив лоб, как бы серьёзно о чём‑то задумавшись.

– Что? – спросил я с интересом.

– Да так, ничего, – опомнился Борис. – Максимализм просто. Бывает у молодых людей.

– И у тебя было?

– Было, наверное… – задумчиво и как бы не мне ответил он.

– Да ты философ, – улыбнулся я.

– Что, а? – опомнился Францев. – Да нет, это я… Вот чёрт! – вдруг воскликнул он. Изящная зажигалка выскользнула из его пальцев и, блеснув в воздухе, исчезла в дровяной куче. Францев согнулся над поленницей, и, глухо матерясь, начал ощупывать землю.

В это время на дворе послышались шум шагов и оживлённые голоса. Собрание окончилось, и из здания администрации толпой повалили люди. Некоторые расходились по домам, большинство же продолжало кучковаться на дворе, обсуждая прошедшую встречу. Тут и там заводились споры, слышались резкие и злые выкрики. Последним вышел, держа подмышкой свой кожаный портфель, Харченко. За ним по пятам шёл колхозник, подходивший к сцене, и растерянно объяснял что-то, делая неуверенные движения руками. На секунду Харченко остановился, и сказал тому несколько резких слов. Проситель, понурившись, поплёлся прочь. Избавившись от своего спутника, Харченко попытался незаметно выскользнуть со двора, но не тут-то было: колхозники обступили его со всех сторон, преградив путь к машине. Судя по их возмущённому гомону, скандал, начавшийся на собрании, на улице грозил вспыхнуть с новой силой.

Возле здания сельской администрации я заметил и Сашу, который стоял рядом с агрономом Фомичёвым, и, энергично жестикулируя, что‑то горячо доказывал ему.

– Тут ничего не добьёшься просьбами, надо решительно действовать, – долетели до меня обрывки разговора.

– Что же нам – трассу федеральную теперь перекрывать? – уныло парировал Фомичёв, с тоской глядя на молодого человека.

– А что – и трассу перекрыть, тоже вариант! – горячо рванул Саша. – Если ничего не получится, только это и остаётся. Игорь, вот вы где! – заметив меня, поднял он руку. – Подождите секунду, я сейчас подойду.

– А я думаю – куда вы делись? – одышливо выговорил он, протиснувшись ко мне сквозь толпу. – А где Боря? Я его с середины собрания не видел.

– Он вон там, у поленницы курит, – кивнул я в сторону Францева.

– А, всё, вижу. Тут такое дело – позвонил мне минуту назад Стопоров, распорядился сгонять в Апрелевку, деревеньку здешнюю.

Я удовлетворённо вздохнул про себя: наш с Ястребцовым план работал.

– Зачем? – изобразил я удивление.

– Там около месяца назад убили какого‑то местного бизнесмена. Надо с полицией побеседовать, потом по его дому пройтись, фотографий наделать. Ну и репортаж какой-нибудь набросать, – сказал Саша. – Занятие скучное, но что делать… Я вот думаю только – как бы попасть туда по этой грязи?

– А на машине нельзя?

– Да не получится, я уже интересовался у местных, там дорога совсем разбитая. Не хочется после сегодняшнего случая снова рисковать.

– Ну и что же делать?

– Надо бы проводника из местных подыскать, – рассеянно глянул кругом Саша. – Вы Францева кликните, а я с кем‑нибудь из администрации на этот счёт перетру.

Я подошёл к Францеву и передал ему слова Саши. Он нехотя кивнул и, отвернувшись, возобновил свои поиски среди дров. Вернувшись к зданию сельсовета, я продолжил наблюдать за происходящим на дворе. Кажется, ситуация грозила плохо обернуться для Харченко. Окружив москвича, колхозники всё теснее придвигались к нему, угрюмо переглядываясь. Треухов, пробравшись в центр толпы, отчаянно защищал гостя. «Ну товарищи, товарищи, – отталкивая своих подчинённых, жалобно причитал он. – Оставьте его в покое, вы только ещё хуже же делаете! Есть мирные способы! Давайте будем законно действовать!» Бледный как полотно Харченко испуганно, словно загнанный зверь, озирался кругом, бормоча что‑то трясущимися губами.

Не знаю, что заставило меня на секунду оторваться от этой увлекательной сцены и посмотреть в сторону Францева. Моим глазам предстало странное зрелище. Видимо, окончательно потеряв надежду найти свою зажигалку под дровами наощупь, молодой человек принялся разбирать поленницу, сдавленно ругаясь. Скинув несколько крупных брёвен, Францев взялся за корень огромного пня, который, словно исполинский паук, раскинулся посреди дровяной кучи. Казалось, такая махина затруднит его. Он в самом деле на мгновение задержался, и секунд пять постоял, уперев руки в пояс и как бы выбирая, с какой стороны подойти к препятствию. Затем взялся за конец толстого корня, приподнял пень и отбросил его в сторону. Сделал он это без особого усилия – словно вырвал сухой сорняк. Я не верил своим глазам: Францев обладал невероятной физической силой! Тут же мне пришло на ум и наше утреннее приключение на дороге: приложи такой богатырь всю силу к выталкиванию из ямы автомобиля, мы, скорее всего, обошлись бы без посторонней помощи…

Эти размышления прервал Саша. От администрации он вернулся в сопровождении маленького желтолицего мужичка в заячьем треухе, синих резиновых сапогах с отворотами и коротком