Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На Гефеста обрушилась немыслимая боль – она зарождалась у него в груди и оттуда распространялась по всему телу. Его затягивало в неизмеримо глубокую бездну – куда более страшную, чем та, что поразила его после смерти Ориона. В его разуме постепенно выкристаллизовывалась страшная мысль: он больше никогда не увидит Прозерпину.
До сих пор Гефест полагал, что ему знакомы беспокойство, страх и прочие душевные мучения, присущие существам, наделенным эмоциями. Как же он заблуждался…
В этот миг он понял, что такое истинные моральные страдания, куда более невыносимые, чем самая страшная физическая пытка.
Казалось, его вопли будут бесконечными, как и его горе.
Не в силах контролировать себя, Гефест рухнул на колени перед останками Прозерпины, схватился за живот, согнулся пополам и продолжал отчаянно кричать.
Сефиза и Верлен отступили, пытаясь защититься; две их руки по-прежнему оставались соединенными, так что зажимать уши каждый из них мог лишь одной свободной рукой. Из-под ладони девушки уже текла тонкая блестящая струйка крови. Однако юные влюбленные не могли уйти далеко: путь им преграждали стены черного пламени, созданные Янус.
Сквозь окутавшую разум Гефеста черную пелену отчаяния вдруг пробилась новая мысль: своими криками он в буквальном смысле ранит брата и Сефизу.
Эта мысль подействовала на него как удар тока.
У него в голове зазвучали последние слова Прозерпины, превратив ужасную пустоту в нечто другое.
Нужно уважать ее последнюю волю… Ее самопожертвование не должно пропасть напрасно…
Гефест резко оборвал нечленораздельные вопли и снова ощутил в себе силы подняться.
Он должен любой ценой защитить Верлена и Сефизу – именно об этом просила его возлюбленная перед смертью. У него нет права сдаваться…
По крайней мере, сейчас. Прежде всего нужно отвести молодых людей в безопасное место и отправить Янус обратно в небытие, да так, чтобы она больше никогда оттуда не выбралась…
Между тем богиня опустила руки и вперила в Гефеста яростный взгляд, глаза ее горели золотым огнем. Затем она вновь обратила внимание на Верлена и Сефизу.
– Поскольку вы, похоже, не хотите облегчить мне задачу, я смогу возродить мир даже с помощью одного из своих храмов, – холодно заключила она. Вокруг нас по-прежнему с глухим ревом полыхало пламя. – Все равно в скором времени вас ждет погибель…
Она вскинула руки в почти напыщенном жесте, и черные языки огня взвились высоко вверх, лизнув потолок, так что воздух стал совершенно непригоден для дыхания.
– Прощайте, матушка, – выдохнула Янус, медленно опускаясь на землю. – Пусть Империя Ориона превратится в пепел…
Богиня бросила последний взгляд на Сефизу – та сложилась пополам от кашля, затем повернулась на сто восемьдесят градусов и прошла сквозь вызванное ею пламя.
Сейчас или никогда.
Гефест заставил свой разум замолчать, потому что сознание теперь постоянно его терзало. Он положился только на рефлексы и волю.
Пока Верлен поднимал пострадавшую девушку на руки, пытаясь ее защитить, Гефест воздействовал на окружающую атмосферу, используя те немногие силы, что у него еще остались. Ценой колоссальных усилий ему удалось создать вокруг себя огромный воздушный пузырь, защищенный от бушующего в зале пламени.
Он бросился к двум влюбленным, спеша поделиться с ними созданным им запасом кислорода и уберечь их от огня.
– У тебя при себе ключ, который я тебе дал? – хрипло спросил он Верлена, стараясь не смотреть брату в глаза.
Гефест чувствовал, что его щеки все еще мокрые. Скорбь до сих пор изливалась из него серебристыми слезами, и в ушах по-прежнему звенело эхо его собственного крика.
Он не хотел этого признавать, но немыслимая боль внутри его никуда не делась. Если бы он увидел отражение собственного горя в глазах брата, то неизбежно сдался бы…
Верлен сунул одну руку в карман брюк, другой рукой поддерживая заходящуюся в кашле Сефизу, и вытащил вещицу, которую когда-то создал Гефест.
– Тот солдат, – требовательно проговорил юноша. – Нужно его забрать. Мы не можем оставить его здесь…
Предложение заложить крюк ради ничтожного умирающего легионера, возможно уже сгоревшего в пламени Янус, казалось чересчур опрометчивым, однако Гефест не стал спорить. Если его брат считает спасение бывшего легионера настолько важным, чтобы ради него рискнуть их последним шансом на выживание, – то он подчинится такому решению.
Изо всех сил пытаясь оттолкнуть пламя и удержать вокруг себя воздух, Гефест потащил Верлена и Сефизу к комнатам, отведенным для его пациентов. Туда огонь еще не добрался, но пламя стремительно наступало – еще немного, и оно отрежет им путь. Не теряя ни секунды, Гефест завернул окровавленного бывшего солдата в простыню, потом поднял его на руки, несмотря на слабые протестующие стоны.
Надсадно кашляющая Сефиза расплакалась. Впрочем, они никак не могли остановиться, чтобы дать девушке время прийти в себя. Теперь, когда они забрали выжившего легионера, им требовалось как можно скорее покинуть объятую пламенем преисподнюю, в которую превратился Собор.
Изо всех сил борясь с самим собой, чтобы сохранить свои сверхъестественные способности, Гефест провел двух молодых людей через лабиринт подземелий. Под весом взрослого человека он стремительно уставал. Повсюду вокруг них полыхало пламя – казалось, странный огонь разъедает даже камни…
Неужели главная цель Янус заключалась в разрушении Собора Вечности, так и не достроенного дворца Ориона?
Внезапно Гефест остановился и даже был вынужден опустить на землю свою ношу: в уши ему ударил нечеловеческий голос, звучащий одновременно во множестве тональностей:
– Призываю всех своих божественных детей! Я – Янус, изначальная богиня-мать, не признанная, отвергнутая и преданная Пантеоном, но вновь воскресшая сегодня, дабы свершить наконец последний суд над человечеством! Присоединяйтесь ко мне в моем сражении, Дети Конца, и я верну вам все, что смерть вашего отца у вас забрала!
– Она созывает войска… – хрипло пробормотал Верлен. Глаза его округлились от ужаса. – Нужно ей помешать. Если другие боги решат к ней присоединиться, она станет совершенно неуязвимой!
– Прежде всего нам нужно выбраться отсюда! – прорычал Гефест. Он поднялся, превозмогая охватившую все его тело чудовищную дрожь. – У нас не будет возможности выступить против нее, если мы сгорим
