– Были ли обнаружены чьи-либо отпечатки пальцев?

– Нет, сэр. Ручку очень тщательно вытерли, так что онаоказалась абсолютно чистой.

– Это вывод свидетеля, – выразил протест Мейсон.

Лейтенант Трэгг улыбнулся и сказал:

– Я изменю свою фразу. На ручке не было никаких отпечатковпальцев, вообще никаких, даже самых слабых пятен. А как человек с большимопытом работы по уголовным делам, – с видом победителя добавил Трэгг, – и давнозанимающийся дактилоскопированием, я с уверенностью могу заявить, что подобноемогло произойти только в том случае, если ручку тщательно вытерли.

– Собираетесь ли вы приобщить этот нож к делу, как одно издоказательств? – обратился Мейсон к Гановеру.

– Да, – ответил заместитель окружного прокурора.

– При сложившихся обстоятельствах, – заявил Мейсон, – у менянет никаких возражений. Пусть он будет приобщен как доказательство.

Судья Осборн был искренне удивлен.

– Конечно, – заметил он, – еще не сделана попытка доказать,что это и есть орудие убийства. Хотя очевидно, что покойная погибла от ножевогоранения и что размеры этого ножа примерно совпадают с размерами раны, другихдоказательств не представлено.

– Ваша честь, – снова заговорил Гановер, – у меня есть идругие доказательства.

– Заместитель окружного прокурора желает, чтобы этот нож былпризнан одним из доказательств, – сказал Мейсон. – Его идентифицировали какнож, обнаруженный в автомобиле обвиняемой, и у меня нет возражений, чтобы онбыл приобщен к делу в качестве доказательства.

– Как орудие убийства? – спросил Гановер.

Мейсон холодно улыбнулся.

– У меня нет возражений, чтобы он был приобщен к делу вкачестве доказательства, как нож, найденный в багажнике автомобиля обвиняемой.

– Прекрасно, – резким тоном ответил Гановер. – Пусть онбудет приобщен на этих основаниях, а мы покажем связь в дальнейшем.

Судья Осборн поджал губы, словно размышляя, высказывать своемнение или нет, и наконец заявил:

– Хорошо, нож приобщается к делу в качестве доказательства.Секретарь зарегистрирует его под соответствующим номером. Продолжайте, господа.

– Ваша честь, – обратился Гановер к судье, – мне бы хотелосьна какое-то время попросить лейтенанта Трэгга освободить место для дачипоказаний и пригласить другого свидетеля, а потом вновь позвать лейтенанта.

– Не возражаю, – сказал Мейсон.

Трэгг встал.

– Сержант Голкомб, – пригласил Гановер.

Сержант Голкомб принял присягу, назвал полное имя, возраст,адрес, род занятий, а затем удобно устроился в свидетельском кресле.

– Вы знакомы с обвиняемой Марлин Марлоу? – спросил Гановер.

– Да.

– Вы говорили с ней о ее взаимоотношениях с Розой Килинг?Это предварительной вопрос, сержант. Просто ответьте «да» или «нет».

– Да.

– Когда?

– Семнадцатого числа этого месяца.

– В тот день, когда труп Розы Килинг был обнаружен в ееквартире?

– Да.

– Где происходил ваш разговор с обвиняемой?

– В отделе по расследованию убийств полицейского управления.

– Сделала ли в то время обвиняемая Марлин Марлоу какие-либозаявления касательно своего пребывания в квартире Розы Килинг?

– Да.

– Что она сказала?

– Секундочку, – прервал Мейсон. – Не сделано должногопредварительного обоснования. Свидетель не указал, было ли заявление обвиняемойдобровольным или оно получено под давлением.

– Ваша честь, в таком обосновании нет необходимости, –возразил Гановер. – Нам требуется только факт признания. А признание в чем-либопротиворечащем интересам не обязательно должно даваться добровольно. Этоустановленное правило.

– Тем не менее, – продолжал Мейсон, – я считаю, что то, чтомой уважаемый коллега называет признанием, затрагивает права подзащитной, такчто я требую вначале выяснить, было ли признание добровольным. Ваша честь, могули я задать несколько вопросов сержанту Голкомбу на этой стадии?

– Да, – разрешил судья Осборн.

– Когда обвиняемая сделала это заявление, присутствовалонесколько полицейских? – спросил Мейсон сержанта Голкомба.

– Да.

– Они сидели вокруг обвиняемой?

– Они сидели таким образом, чтобы все было слышно.

– Как освещалась комната?

– Электрическим светом. Мы уже перестали пользоваться керосином,когда я начал работать.

В зале суда послышался смех.

– Но в комнате горела одна очень яркая лампа?

– Да.

– И она была направлена точно в лицо мисс Марлоу?

– Невозможно осветить комнату таким образом, чтобы частьсвета не падала на лицо допрашиваемого, – попытался объяснить сержант Голкомб.– Мы пытаемся обеспечить комфорт, но не можем это делать в такой степени.

В зале опять послышался смех.

– Лампа была установлена так, чтобы лучи светаконцентрировались именно на лице обвиняемой?

– Она просто сидела в лучах, – заявил сержант Голкомб.

– И смотрела на свет?

– Да.

– Кто задавал вопросы?

– Я.

– А другие задавали вопросы?

– Некоторые из них.

– А все не задавали?

– Ну, может, и все задавали.

– Во время нахождения обвиняемой в комнате заходил ли в неекто-либо еще?

– Откуда мне знать? Я не следил за всеми входящими ивыходящими. Возможно, кто-то заходил. А может, и не заходил.

– Кто-нибудь заходил по вашему приглашению?

– Возможно.

– А вы случайно не просили зайти молодую женщину?

– Думаю, что, может, и просил.

– Вы просили эту женщину опознать обвиняемую?

Сержант Голкомб заерзал на стуле.

– Ну да.

– А на самом деле эта женщина когда-нибудь раньше виделаобвиняемую?

– Не знаю. Понятия не имею, каких людей эта женщина видела,а каких не видела.