Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Он вне опасности, — резюмировал Рафаэль. — Но ему надо отдохнуть.
— Что с ним? — спросил Махимус.
— Caduca[46], — ответил иудей. — Он очень устал и в последнее время много нервничал. Этот недуг лечат только покоем…
Римляне взяли большую накидку и, подвязав к паре лошадей, соорудили нечто вроде гамака, куда и уложили больного раввина. Наутро они планировали быть уже в Дамаске.
В благодарность за помощь Рафаэля и его семью не стали убивать сразу, а повели за собой. Маленькие ушастые ослики едва поспевали за римской конницей, и здесь уже о жалости к ним никто не думал.
Необычный караван продолжил свой путь, ведь на востоке уже вставала заря…
В комнате, которую выделили Шаулу в синагоге, было сухо и прохладно. Толстые известняковые стены постройки не успевали прогреваться за день. К тому же, зарешеченные деревянными решетками окна были открыты и помещение отлично проветривалось.
Ослепший раввин пролежал здесь три дня. Сознание его потеряло связь с реальностью, мысли путались, а все тело казалось ватным. Не хотелось ни есть, ни пить. Не было никакого желания жить, бороться за себя и вообще думать.
Шаул не слышал молитв, которые обязательно читали служители синагоги три раза в день, не прикасался к еде, которую ему приносили услужливые иудеи, работающие при синагоге.
Камень молчал, хотя Шаул все это время лежал, касаясь головой черной плинфы.
— Зачем тебе этот камень, убери его! — обращался к Шаулу местный раввин Метушелах.
— Уйди, ради бога, — просил тарсянин. — Дай хоть умереть спокойно.
— Ты не умрешь! — вдруг отразилось в голове Шаула, и раввин даже дернулся от неожиданности. Камень вновь обрел дар речи!
— Что с тобой, рав Шаул? — спросил уже уходящий Метушелах, обернувшись на движение Шаула.
— Ничего, ничего. Иди с Богом, добрый иудей, — откликнулся тарсянин.
— Не упоминай имя Бога всуе, — опять произнес Камень.
— А что, он меня накажет? Меня уже ничем не накажешь. Все равно я скоро умру, — мысленно отвечал молодой раввин…
— Ты не умрешь! — повторил голос Иешуа. — Не для того тебя спасали.
— Кто меня спас? — удивился Шаул. — Ты?
Он совершенно ничего не помнил с момента встречи с христианином и его семьей.
— Тебя спас Рафаэль из Вифлеема, хоть ты и хотел его убить.
— Я не хотел никого убивать. Я не знаю, что на меня нашло, — обиделся Шаул.
— Это уже не имеет значения. Завтра на рассвете Рафаэля и его семью казнят.
— Как?!
— Тебе рассказать в деталях? — спросил Шаула голос Иешуа. — Рафаэля распнут, а над его женой сначала надругаются римские солдаты, а потом закидают камнями, как и ее детей…
— Кто приказал? — взревел Шаул. Он вспомнил, что у старшего храмовой стражи по распоряжению первосвященника есть полномочия принимать решения в случае болезни или смерти представителя Синедриона.
— Они этого не сделают… — возмущенно начал раввин.
— …Сделают, — спокойно перебил Иешуа.
— …Если я прикажу…
— …Прикажи.
Шаул вдруг почувствовал на своей правой щеке тепло от упавшего на него солнечного луча. Но что это? Перед невидящими глазами заиграли расплывчатые пятна света, которые постепенно стали оформляться в очертания комнаты. Вот потолок, вот стена, вот окно, из которого на раввина лились свет, тепло и благость. Шаул из Тарса прозрел.
Окончательно убедившись, что он снова видит, раввин встал и поспешно вышел из комнаты. В коридоре никого не оказалось. Только при входе в строение стояли двое стражников. Увидев Шаула, они тут же преградили ему путь.
— Вам не велено, — виновато сказал рыжий Руфус.
— Что значит не велено? — не понял римлянина Шаул.
— То и значит. Рав Метушелах и начальник стражи Махимус запретили выпускать вас из синагоги.
— Вам нельзя. Вы — безумный и голый, — подтвердил второй стражник.
Только тут Шаул заметил, что совершенно не одет. Он повернулся и вошел обратно в темный коридор синагоги. Как странно: не было гнева, была удрученность. Он сделал несколько шагов по коридору, как вдруг его посетила мысль. Он начал прислушиваться и осматривать боковые комнаты. Одна из них вела во двор, где стоял маленький домик священника Метушелаха. Туда заходил сам Метушелах и великан Махимус.
«Хм… учи, учи… никакого проку, — подумал Шаул. — Почему охрану не выставил, дылда? Ну ладно… Тебе же хуже».
Окинув комнату взглядом, Шаул обнаружил одежду служителя. Она хоть и была ему очень мала, но легко могла прикрыть срам, и уже через несколько секунд крепкий молодой раввин, облаченный в сутану служителя синагоги, стоял у решетчатого окна комнаты. Выждав время, когда дозорный, ходивший вокруг, ушел на другую сторону строения, Шаул схватился за деревянную решетку в окне и что есть силы дернул… Крепкие руки бывшего скорняка сделали свое дело. Решетка была вырвана «с мясом». Путь был свободен. Вспоминая уроки рукопашной схватки, Шаул рыбкой вылетел на улицу, мягко опустившись на руки, и без особого шума в несколько шагов преодолел расстояние до домика служителя синагоги. Здесь, соблюдая максимальную осторожность, он распластался и пополз вдоль стены. Результаты правильной тактики не заставили себя долго ждать. Из окна с обратной стороны домика в тени раскидистого оливкового дерева молодой раввин услышал фразу елейного добряка Метушелаха.
— …Рав Шаул не в себе и больше не может выполнять свои обязанности.
Тарсянин замер, продолжая слушать, что о нем говорят.
— Я пошлю гонца в Иерусалим. Сказать, что раввин Шаул не в себе, — грустно рассказывал римлянин.
— Надеюсь, ты понимаешь, что грозит начальнику стражи, который не уберег дознавателя Синедриона? — начал плести свою паутину хитрец Метушелах.
— Не-е-е-т, — удивленно протянул римлянин.
— Тебя отдадут под суд…
— Как? За что? Я верой и правдой… — наивно возмутился туповатый великан.
— Слушай меня, сынок, — вкрадчиво продолжал Метушелах. — Я много лет служу Богу и знаю, что такое Храм Иерусалимский, знаю, как нещадно карает первосвященник… Я помогу тебе… Ты должен убить Шаула…
— Что?.. — вскрикнул Махимус.
— Ч-ч-ч, — оборвал вспыльчивого римлянина хитрый старик. — Ты должен убить Шаула, а тело спрятать. Как будто его никогда и не было. А гонцу скажешь, пусть передаст, что рав Шаул ушел…
— Да я… — пытался возразить начальник отряда стражи.
— …Ты же римлянин, Махимус! А почему такой глупый? — засмеялся Метушелах. — Или ты хочешь отважно погибнуть просто так? За этого иудея? Он ведь иудей… Но, насколько я слышал, купил римское гражданство. Мог ли он вообще приказывать такому могучему воину, как ты? Да к тому же настоящему римлянину! Кто он такой? От него надо избавиться.