— Шаул?! Нет! Только не это! Не мучь меня! Лучше брось!

— Успокойся, глупый сектант. Если бы я хотел тебя убить, я бы сделал это в подвале… Так, теперь все молчим и за мной!

Пьяная орава римлян не заметила, как Шаул пробрался к коням и вывел своего верного жеребца Цереру. Через несколько минут в одном из дворов Дамаска, в двух кварталах от синагоги, Шаул привязывал к жеребцу покалеченного врачевателя Рафаэля и усаживал в седло Руфь с двумя детьми.

— Поедете в Кутейфу, там вас не найдут. Во всяком случае, будет время отсидеться и подлечиться.

— А как же мои ослики? — жалобно спросил Рафаэль.

— Вот… — смеясь, едва удержался от ругательства Шаул. — Узнаю иудейскую кровь! «Это вы нашего сына спасли от леопарда?.. А где же его сандалии?»… Купишь себе осликов. Я слыхал, в Думе будет большой базар — продадите моего коня. Денег хватит на четырех осликов.

Рав Шаул грустно посмотрел на Цереру.

— Прощай, друг… Так надо.

На глазах Шаула выступили слезы. Он обнял большую голову своего породистого жеребца и поцеловал его в громадный крепкий подбородок, отчего конь захрапел и готов был заржать, но тарсянин успокоил его легким похлопыванием по тому же подбородку.

— Зачем ты это делаешь? — спрашивал беспомощный Рафаэль. — Ты же римлянин, ты же должен был…

— …Я никому ничего не должен был, — без эмоций ответил раввин. — Кроме тебя. Ты спас мне жизнь, я умею быть благодарным. Все, хватит разговоров. Езжайте.

— Шаул! — обессиленный Рафаэль взял тарсянина за руку. — Мы с женой ждем еще одного сына. Я хотел назвать его Иафетом, но назову… твоим именем. Пусть будет Шаул.

— Назови его лучше Павлом… — тихо ответил раввин. — …Так меня зовет Иешуа.

— Иешуа? — удивлению Рафаэля не было предела. — Ты сказал Иешуа?..

— Н-о-о-о! Пошел! — вместо ответа Шаул стегнул Цереру и, не оборачиваясь, побрел по улице обратно, в сторону синагоги.

* * *

— Теперь ты готов к миссии, — изрек Иешуа.

Добравшись до синагоги, Шаул опять прильнул к черной плинфе.

— Что ты говоришь? Какая миссия? — сокрушенно воскликнул раввин. — Мои руки по локоть в крови! Мое сердце очерствело и стало каменным! Я стольких отправил на смерть, сколько никогда не смогу родить сам. Я стольких убил своими собственными руками, думая только о славе и богатстве. Я стольких предал, идя по головам к своему положению. Мой грех искупить невозможно.

Шаул весь дрожал. Бешено колотилось сердце, и было трудно дышать. Неужели страшная болезнь опять настигала его?

— Нет такого греха на земле, который нельзя искупить. Павел, запомни это! Ибо для меня один кающийся грешник дороже и значимее, чем десять праведников…

— Я сейчас еще одного заблудшего убью и опять стану грешником, — вдруг выдал Шаул, берясь за рукоять меча, который он в качестве трофея взял у одного из стражников у подвала.

— Не смей, Павел! — в первый раз повысил голос Иешуа. — Слышишь меня! Не смей! Не этому я учил тебя.

— А вот мы посмотрим, — усмехнулся Шаул, отрываясь от плинфы и садясь на скамью. Он был готов к встрече своего убийцы.

В разгар шумного разгула Махимус почувствовал, как ему на плечо легла чья-то слабая рука. Обернувшись, он увидел перед собой служителя синагоги.

— Чего тебе? — спросил нетрезвый начальник стражи.

— Надеюсь, ты не забыл, что тебе надлежит сделать? — настойчиво сказал Метушелах.

— Чего?.. Ах, да, — спохватился Махимус, оглядывая пьяных легионеров. Они были настолько «ушатаны» хорошим сирийским вином, что почти ничего не соображали. Эту вечеринку придумал Метушелах, чтобы никто не заметил преступления, которое должно было совершиться глубокой ночью. Винные запасы его погреба после этой вакханалии изрядно поскуднели.

— Самое время, — продолжал служитель синагоги. — Пойдем.

Махимус нехотя встал и угрюмо поплелся вслед за противным стариком. «Убить его? И все кончится! — думал римлянин. — А вдруг не кончится? От старого хитреца можно ожидать чего угодно».

— Давай. А как справишься — я подскажу тебе, где спрятать тело, — почти приказал старый иудей и хлопнул римлянина по плечу.

Римлянин, даже будучи пьяным, остановился в нерешительности.

— Давай, — не сдавался Метушелах. — Что тебе стоит убить его, больного и слабого! Убей этого проклятого тарсянина. Когда я стану главным раввином, я тебя не забуду. Ведь Луций тоже не вечен. А представляешь, как будет звучать: начальник Иудейской Храмовой Стражи Махимус Ужасающий!

Глаза великана-римлянина загорелись. Перед таким соблазном не смог бы устоять ни один уважающий себя римлянин. Вперед!

В считаные мгновенья он преодолел коридор и ногой открыл дверь в комнату, где лежал голодный и слабый Шаул… Вернее, должен был лежать. Комната была пуста…

— Они сбежали! А-а-а-а! Они сбежали! — вдруг раздался шум пьяных голосов, который вывел Махимуса из ступора. По коридору к нему неслись несколько воинов. Они спотыкались и падали, не в силах справиться с сильным опьянением. Они были напуганы, но даже этот испуг не протрезвил их. Бежавший впереди Руфус шлепнулся плашмя прямо перед начальником стражи.

— Махимус! Иудеи сбежали.

— Догнать! — звериным рыком приказал Махимус. — Догнать и убить!

Пьяные римляне кинулись к своим коням, но один за другим стали валиться, не в силах взобраться на них. Кто-то предусмотрительно подрезал все подпруги на седлах. Крики, громкие ругательства и шум разносились на многие и многие кварталы вокруг. Махимус сел на порог синагоги и закрыл лицо руками. Шаул бежал! Как такое могло быть? Что теперь делать? Если обман и самоуправство раскроются, то…

— А-а-а-а-а — а-а! Шаул! Будь ты проклят! — послышался дикий крик Метушелаха из своего домика, и Махимус поспешил туда.

Священнослужитель сидел на полу комнаты и беспомощно водил глазами из стороны в сторону.

— Свиток со списками сектантов пропал… — подавленно сообщил он. — Все пропало.

Из груди Махимуса вырвался такой рев, которого, пожалуй, Дамаск не слышал со времен своего основания. Громадный римлянин выхватил меч и бросился на подлого иудея, первым же ударом отрубив ему руку. Священник взвыл и ничком упал на пол, хватаясь за обрубок у самого плеча. Второй удар рассек ключицу и встрял по самую рукоять в грудную клетку. Открытые неживые глаза старого иудея уже не видели, как разъяренный Махимус все рубил и рубил уже мертвого в куски, в страшное дымящееся месиво…

Субботнее утро выдалось тревожным. В городе ходили упорные слухи о пропаже раввина из местной синагоги. Жена гончара Рувима Рэма видела, как рано утром в пятницу из ворот центра богослужения выехала странная телега с римлянами…