Тревога Филиппа была неслучайной. Это потом, через много лет, его назовут Святым Апостолом, верным другом и целителем, а пока ему еще нужно было выжить, чтобы выполнить то, что было предписано свыше.

Прибывшие на прошлой неделе христиане из Иерусалима сообщили о том, что готовятся массовые гонения и сюда направляется ужасный рав Шаул, который не даст покоя ни одному последователю Иешуа.

«На телеге был красный мешок. Похоже, будто это были пятна крови…» — вспоминал слова Рэмы Филипп.

— Бедный Метушелах, — тихо сокрушался иудей вслух, чистя песком медный потир[47]. — Он, конечно, был книжником[48], но никто не давал права на такую расправу, ибо сказано: «Не убий»… Нет разочарования большего, чем умереть без Христа в душе.

— Мир дому твоему, Филипп из Вифсаиды!

Верный иудей вздрогнул, поднял глаза и обомлел. Меньше всего он ожидал увидеть перед собой «исчадие ада».

— Ша-а-а-ул? — протянул вифсаидянин.

— Не ждал? — спокойно спросил Шаул, проходя и садясь напротив Филиппа. — Я и сам от себя не ждал. Еще неделю назад никогда бы не поверил, что приду к тебе за помощью…

— Чего ты хочешь? — ответил целитель и праведник.

— Если помнишь, я тебя недавно отпустил…

— Если хочешь есть… — не найдя, что сказать, начал было Филипп.

— …Я хочу принять крещение, — перебил собеседника Шаул.

Филипп замер, не говоря ни слова.

— Да, так бывает, Филипп. Даже «цепной пес первосвященника» когда-то хочет переродиться. Даже «чудовище Храмовой горы» хочет милости Божьей…

Филипп продолжал изучать Шаула. Нет, перед ним был не дознаватель Синедриона, не жестокий цербер на службе у Рима. В глазах молодого раввина не было ни глумления, ни высокомерной напыщенности маленького царька. Это был обычный молодой мужчина, который, судя по выражению лица и складкам у губ, за последние несколько дней пережил многое.

— Ты ищешь укрытия? Почему? — спросил вифсаидянин. — От кого?

— Трудно говорить, когда тебя не слышат, — грустно вздохнул Шаул.

Вдруг Филиппа поразила страшная догадка.

— Ты… ты убил Метушелаха… и теперь скрываешься от народного гнева?!

— Он никого не убивал! — послышался громкий баритон.

Шаул и Филипп оглянулись. У них за спиной стоял высокий седоватый мужчина с греческим профилем.

— Нафанаил! — словно вдохнув глоток живого воздуха, воскликнул Филипп.

— Приветствую тебя, брат мой Филипп, — ответил грек Нафанаил и посмотрел на Шаула. — И тебе здравия, Шаул из Тарса!

Шаул не нашелся, что ответить. Доселе он приветствовал христиан только словами «Имя? Фамилия? Откуда ты?» Он только слегка поклонился, понимая, что Нафанаил имеет некоторую симпатию к нему.

— Он никого не убивал, — повторил Нафанаил, обняв и поцеловав Филиппа по христианскому обычаю. — Я шел из Думы в Дамаск и встретил семью брата Рафаэля. Он мне все рассказал. Шаул спас и его, и Руфь, и сыновей его — Сима и Хама. Шаул покаялся… и хочет быть одним из нас.

— Это правда? — еще не до конца веря в услышанное, спросил Филипп, глядя на Шаула.

— Это — истина, — ответил тарсянин, глядя на Филиппа просто и прямо.

— Воистину, всевластны дела Господни! — торжественно произнес Филипп. — Я уж думал, что ты за мной пришел.

— Господь думал по-другому! — улыбнулся в ответ Шаул.

— На то Он и Господь, — согласился Нафанаил.

— Покрести его, Птолемеич, — по-простому сказал Филипп. — Он просит.

— С радостью, друзья мои. С радостью! — воскликнул Нафанаил и залился раскатистым грудным смехом.

— А почему ты назвал его Птолемеичем? — спросил Шаул Филиппа вполголоса.

— Потому что его отец — Варфоломей[49].

Филипп и Нафанаил крестили Шаула у ближайшего общественного фонтана с большой каменной бадьей.

— Крещу тебя во имя Отца и Сына и Святого Духа, — торжественно произнес Филипп и трижды полил на голову Шаула воду из большого ковша, который подобрал тут же.

— Как тебя наречь? — спросил Нафанаил. — А то Шаул из Тарса звучит ужасно для последователей Иешуа.

— Павел, — ответил новокрещенный.

— Теперь ты один из нас! Помни это! Рад тебе, брат Павел! — сказал растроганный радушный Птолемеич и обнял еще недавнего врага всех христиан…

— Я рад за тебя! — присоединился к поздравлениям Филипп, обнимая своего крестника. — …И рад тебе! И Иешуа рад тебе.

— Да, один кающийся грешник дороже Господу, чем десять праведников! — просветленно улыбнулся Шаул, а теперь уже Павел.

— Подожди! — вклинился в беседу Нафанаил и протянул Павлу широкую серую ленту для подвязывания волос. — Негоже ученику Иешуа идти на проповедь всклокоченным.

Бывший раввин иудейского Храма и римский воитель подвязал свои длинные волосы, и лицо его тут же приобрело новые черты: яркий румянец на щеках выдавал в нем еще совсем не старого человека, а искорки задора в глазах позволяли понять, что за свою выстраданную идею — слово Веры — он будет стоять до конца.

— Куда мы теперь? — спросил проповедников бывший дознаватель Синедриона.

— В синагогу, — ответил Нафанаил.

— В синагогу? — отшатнулся Павел.

— Боишься? — провокационно спросил Филипп, глядя то на новоиспеченного христианина, то на Птолемеича.

— Дух Господень на мне! Не боюсь! — выпалил Павел с каким-то юношеским запалом.

И новые друзья, рассмеявшись, зашагали по шумной улице вместе с теми, кто шел на проповедь.

Почти у самой синагоги их заметил одинокий римский воин, кого-то выискивающий в толпе. Увидев Павла, он остановился и замер.

— Рав Шаул! — воскликнул он. — Мы тебя разыскиваем уже вторые сутки!

Павел посмотрел на своих друзей ничего не понимающим взглядом, будто ему задали вопрос на непонятном языке неизвестного племени. Он был мало узнаваем: одетый в прекрасный хитон, который дал ему Филипп еще у себя дома, с перевязанными волосами и веселыми глазами, он совсем не был похож на того угрюмого, циничного и жестокого раввина Иерусалимского Синедриона.

— Рав Шаул! Это ты? — повторил стражник, хлопая глазами.