Она решила, что раз уж ее новые обязанности оплачиваются так щедро, то и относиться к ним надо со всей ответственностью. Теперь Вероника бралась за гребень по десять раз на дню, складывала выпавшие волосы ровно, старалась их не путать. Иногда она чувствовала себя овцой, которую держат ради шерсти. Впрочем, овцой счастливой и беззаботной.

Как-то раз Вероника уговорила Арсения Архиповича показать неоконченную картину, предназначенную для продажи. Тот вынес из комнаты полотно, на котором с фотографической точностью был изображен морщинистый старик. У портрета не хватало только глаз. Вероника поверить не могла, что такое можно вышить. Да, за это искусство, конечно, будут хорошо платить.

Вероника усомнилась: разве с нее падает столько волос, чтобы их хватило на целую картину? Да и нитки для портрета нужны разных цветов – не только рыжие. Арсений Архипович пояснил, что волосы он, конечно, красит, и это не запрещено древними традициями. А локоны Вероники столь высокого качества, что используются только для самых важных деталей. Сейчас их, например, немного не хватает на глаза. Для не столь ответственных участков годятся волосы похуже, которые Арсений Архипович без труда добывает в окрестных парикмахерских.

Вероника была удовлетворена. Теперь она без лишних сомнений брала деньги у Арсения Архиповича. Так началась ее легкая жизнь.

Приближалась зима, темнело, но дни Вероники проходили светло. Она только и делала, что расчесывала волосы да гуляла по городу, сбивая с толку встречных мужчин. Вероника могла ни в чем себе не отказывать, могла открыть счет в банке и копить на квартиру. Но теперь ее это почему-то не интересовало. Ей и без того было хорошо. Вот только рыжий кот куда-то пропал.

Ничто не тревожило Веронику вплоть до декабря. В тот вечер выпал первый снег. Вероника, как обычно, сидела перед трельяжем, расчесывала волосы и готовилась ко сну. Вдруг из коридора послышался шум, потом кто-то завопил истошно. Вероника оставила гребень и поспешила к двери. Сначала со страху она хотела запереться, но потом решила все же посмотреть, что там стряслось.

На полу возле комнаты Арсения Архиповича корчилась Ангелина Петровна и орала диким голосом. Рядом с ней валялся нелепый прибор, похожий на оружие охотников за привидениями из старого фильма. Прибор издавал треск, а Ангелина Петровна вопила:

– Он укусил меня! Укусил! Бери скорее топор и руби мне руку, пока яд не разошелся!

– Кто укусил? Что случилось? – спрашивала растерявшаяся Вероника.

– Он! – Физичка судорожным кивком указала на дверь Арсения Архиповича. – Ужалил! Скорее руби!

Ангелина Петровна выставила запястье, которое и правда посинело, распухло, однако следов от зубов на нем не было.

«Наверное, вывих», – решила Вероника.

Опухоль быстро расползалась. Вероника не знала, что делать. Она решила просить помощи и постучала в дверь Арсения Архиповича. Ей не ответили.

– Отойди оттуда! Отойди! – закричала Ангелина Петровна.

Вероника подумала, что сосед спит или ушел куда-то. Она поспешила к себе в комнату за телефоном и позвонила в скорую.

Когда Вероника вернулась, рука у Ангелины Петровны была синей до локтя и опухоль поднималась выше. Физичка от боли била ногами об пол и скрежетала зубами. Под ней растеклась лужа, и запах пошел странный, будто бы из холодильника пролился фреон.

– Я вызвала скорую. Потерпите немного! – сказала Вероника. – Я принесу вам воды.

– К черту! К черту! – провизжала физичка. – Я не жилец. Оставь меня и беги! Сейчас же беги!

– Ах да! Конечно! – спохватилась Вероника.

Она побежала. В подъезд. Спустилась вниз, открыла дверь и приперла ее валявшейся рядом половинкой кирпича, чтобы врачи сразу могли войти, не тратя время на звонки по домофону. После этого Вероника вернулась в квартиру.

Ангелина Петровна уже не кричала и не билась. Она дышала тяжело, с хрипом. Опухоль поднялась до рукава футболки и пошла дальше – как далеко, Вероника не могла видеть.

– Слышишь, трещит? – просипела физичка, указывая взглядом на странный прибор.

Тот действительно трещал.

– Это эманация, – пояснила физичка. – Я собрала, замерила. Оттуда течет. Здесь опасно. Уходи.

Вероника поняла, что старуха выжила из ума. Бабушка говорила, что так всегда бывает под конец с теми, кто в Бога не верит. Вероника, руководствуясь чувством долга, осталась рядом с больной до самого приезда врачей и наблюдала, как та постепенно синеет и раздувается. При этом Вероника испытывала к Ангелине Петровне брезгливость.

Врачи констатировали смерть физички, следователь написал какую-то бумагу, а мужики в спецовках забрали тело. Вероника осталась в коридоре одна и некоторое время пребывала в оцепенении. Странный прибор на полу продолжал издавать монотонный частый треск. Эманация.

Вероника зачем-то подобрала аппарат с пола. Потом подумала, что в нем могут быть какие-то химикаты, которыми и отравилась Ангелина Петровна. Она поспешила бросить прибор, тщательно вымыла руки, надела резиновые перчатки и пошла вытирать лужу, набежавшую из-под старухи. Потом отнесла трескучую машинку в мусорный бак.

Вернувшись, Вероника застала Арсения Архиповича в коридоре.

– Где вы были? – спросила она. – Тут такое произошло! Ангелина Петровна умерла.

– Я был у себя, – ответил Арсений Архипович.

– Что же тогда не открыли? Я стучала вам.

– Испугался, – смущенно признался Арсений Архипович. – Я работал в тишине, а тут вдруг Ангелина Петровна начала ко мне ломиться, шуметь. Я открыл дверь, чтобы узнать, в чем дело, а она будто с цепи сорвалась: тыкала в меня какой-то штукой. Я просто выпроводил ее и закрыл дверь. Тогда Ангелина Петровна начала громко кричать. И я испугался. Я не люблю, когда кричат.

– Она говорила, что вы ее укусили.

– Это неправда. Зачем бы я стал ее кусать?

– Я так и подумала, – кивнула Вероника, развернулась и пошла к себе в комнату.

Она очень устала и заснула, как только добралась до кровати. Сон ее был тяжек.

Вероника проснулась со скверными мыслями. Конечно, это не вывих. От вывиха так быстро не синеют. Но и всякие там укусы – тоже чушь. Разве можно так укусить? Ясно, что старуха просто рехнулась. Но от этого не умирают. Эманация? Кто бы объяснил, что это значит.

Вероника поднялась, по привычке направилась к трельяжу и взялась за гребень. Она провела по спутавшимся за ночь прядям, посмотрела на расческу – нет ли там волос, которые надо собрать, – и тут ей пришло в голову, что овец растят не только для шерсти, но и для мяса.

Так и сяк размышляла Вероника, но ни до чего не могла додуматься. Одно было ясно: в квартире с Арсением Архиповичем она осталась одна, и неизвестно – бояться такого соседства или нет. Может быть, пойти к мусорке да поискать вчерашний трескучий прибор? Тоже глупость. Вероника понятия не имела, для чего он нужен и как работает.