Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Веронику это мало интересовало. Поначалу она сводила разговоры к шуткам, но потом подумала: а почему бы и нет. Однако варианты с подсобкой и диванчиком в рабочем кабинете Вероника отвергла наотрез. Пришлось директору снимать номер в гостинице.
После того раза Вероника поняла, что ужас как хорошо ей может быть не только с Виталиком. Казалось, ее ощущения от партнера вообще не зависели. Все было в ней самой.
– Скоро в городе откроют еще две точки нашей сети. Мне обещали, что я стану региональным менеджером. Хочешь, похлопочу, чтобы тебя на мое место директором магазина назначили? – бормотал изможденный любовник.
– Это лишнее, – усмехалась Вероника. – Мне мало надо. Корми меня и не труди чрезмерно.
Через две недели, когда зарядили дожди, из клиники привезли Альфонсо. Он был плох, бледен и ходить не мог. Врачи признались, что в этой болезни ничего не понимают, так что если у пациента есть родственники, пусть сами за ним ухаживают, да и насчет похорон можно уже справки наводить – где подешевле.
О родственниках Альфонсо ничего известно не было, потому его просто дотащили до койки и оставили в надежде на лучшее. Беспокойства у Вероники прибавилось. Комната Альфонсо находилась прямо за стенкой, и было прекрасно слышано, как больной стонет, выкрикивает что-то. Однако Вероника старалась не обращать на это внимания, что, в общем-то, почти получалось, пока Альфонсо не начал вдруг орать в полный голос среди ночи.
Все, даже Арсений Архипович, сбежались на крики. При этом Ангелина Петровна почему-то держала в руках зажженную керосиновую лампу.
В пыльной кособокой комнате пахло потом и мочой. Больной бредил, метался на короткой кровати. Вероника не знала, зачем сюда пришла и чем может помочь. Похоже, и остальные не знали. Электричество почему-то никто не включал, и единственным источником света оставалась керосиновая лампа в руках Ангелины Петровны.
– Давайте врача вызовем, – робко предложила Вероника.
– Вызывали уже. Толку-то, – ответила Ангелина Петровна.
Альфонсо опять начал кричать.
– Экзорцизамус те! – вопил он. – Омнис иммундус спиритус! Омнис сатаника потестас! Омнис инкурсио инферналис адверсари!
– Это по-испански? – спросил Арсений Архипович, но Ангелина Петровна вдруг издала такое грозное рычание, что он тут же умолк.
Скромных познаний в латыни хватило Веронике, чтобы понять, что Альфонсо пытается изгнать дьявола.
– Омнис легио, омнис конгрегацио эт секта диаболика! – продолжал вопить больной. – Ин номине эт вертуте Домини Ностри Йесу Кристи…
Тут голос его прервался. Альфонсо дернулся несколько раз и замер. Выждав минуту, Ангелина Петровна подошла к изголовью больного и трижды провела лампой перед его лицом. Альфонсо был сер и не шевелился.
– Преставился, – сообщила физичка, и все разошлись по своим комнатам.
В эту ночь, как ни странно, Вероника спала спокойно.
Поминок по Альфонсо не было, а все расходы на похороны взяла на себя Ангелина Петровна.
На работе продавщицы дружно объявили Веронике бойкот, а директор не унимался с ухаживаниями. Всего через неделю он подраскис, разнюнился и завел разговоры о вечной любви и предназначении свыше. Вот этого уж Веронике никак не хотелось, учитывая наличие у директора жены и троих детей. Скорее из жалости она пару раз посетила с ним гостиничные номера, но удовлетворения от этого не испытала. Каким-то блеклым стал директор, вялым.
При очередном подкате Вероника отшила директора, и тот в отместку при полной поддержке коллектива принялся писать служебные записки, чтобы лишить ее премии, а в перерывах говорить, что готов все понять и простить. Глядя на его осунувшееся посеревшее лицо, Веронике почему-то хотелось смеяться.
Виталик снова исчез, и по выходным Вероника была предоставлена самой себе, что ее устраивало. Поскорее покончив с домашними делами, она отправлялась на улицу и слонялась по городу безо всякой цели до самого вечера. Вернее, кое-какая цель у нее все же была. Она собирала мужские взгляды: смущенные, вожделеющие, наглые, робкие, потаенные, призывающие, яростные, плохо скрываемые и не скрываемые никак. Всякий взгляд, и полвзгляда, и четверть взгляда шли в ее копилку и добавляли легкости. Вероника думала, что может запросто подойти к любому из этих мужиков, будь он хоть космонавт, хоть чемпион мира по шахматам, хоть голубой, и увести, заманить куда угодно. И, наверное, тут она была права. Но ей не хотелось никого уводить и заманивать. Ей достаточно было взглядов, чтобы чувствовать себя прелестно. Веронике хотелось бы всю жизнь только и делать, что вот так гулять по городу. Но в ее распоряжении имелись лишь выходные.
К вечеру Вероника шла домой, расчесывалась и спешила отдать собранные с гребня волосы Арсению Архиповичу, а потом они вместе на кухне пили чай и болтали о всяких пустяках. Вернее, болтала только Вероника, а Арсений Архипович лишь кивал и потирал себе бока. Многие считали Веронику молчуньей, но в последнее время в присутствии Арсения Архиповича ей хотелось говорить и говорить не умолкая. Временами от скачков напряжения мигала лампочка, из комнаты Ангелины Петровны раздавался странный треск и пахло паленой пластмассой. Вероника рассказывала Арсению Архиповичу все, что на ум придет, а как-то раз завела речь и о постылой работе.
– Раз там так плохо, для чего вы туда ходите? – осведомился Арсений Архипович.
– Надо на что-то жить, – беспомощно улыбнулась Вероника.
Арсений Архипович поднялся и косолапо, враскачку, заковылял к своей комнате. Вернулся он с пачкой купюр.
– Вот, возьмите. И можете не ходить на работу.
Вероника опешила, запротестовала.
– Я не просто так. Тут все честно, – уверил ее Арсений Архипович. – Вышивка волосами – древнее искусство. Много богатых людей готовы хорошо платить за мои работы. А ведь я делаю их из ваших волос. Такие волосы очень трудно найти. Так что это ваша законная доля. Берите и не сомневайтесь.
Вероника приняла деньги.
– Скоро я закончу следующую вышивку, и вы получите свою часть платы за нее, – продолжал Арсений Архипович. – На картину уже есть покупатель. Они в очереди ждут на полгода вперед. Так что дело надежное – можете не сомневаться. Я лишь попрошу вас не стричь волосы и по мере выпадения отдавать их мне. Это и будет ваша работа. Согласны?
Вероника кивнула и почему-то пошла к себе в комнату не попрощавшись. Там она пересчитала деньги. В пачке оказались три ее месячные зарплаты. Вероника сказала в никуда: «Я согласна», – а потом села к трельяжу и взялась за гребень.
На следующий день она не вышла на работу. Даже за трудовой книжкой не пожелала зайти.
Не прошло и недели, как Арсений Архипович снова принес ей деньги – на этот раз чуть ли не вдвое больше. Вероника пыталась отказаться от вознаграждения, но сосед настоял на своем. Он сказал, что всякий талант должен достойно оплачиваться. А волосы – это, безусловно, талант, который ничуть не хуже всех прочих. Вероника сдалась.