Немец-наблюдатель по фамилии Фишер, работавший с нами в зале судебных заседаний, как-то сжалился надо мной и познакомил меня со своим немецким приятелем-портным, который сшил мне подпоясанный костюм немецкого кроя из серовато-белой ткани на основе древесного волокна. Я была счастлива получить третий костюм и щедро заплатила портному сигаретами, которые служили основным средством расчетов в тех случаях, когда одного кофе было недостаточно. В гарнизонном магазине нам разрешалось покупать очень ограниченное количество блоков американских сигарет и, как я уже отмечала выше, мы могли брать не более трех бутылок крепкого алкоголя в месяц, в то время как солдатам и вовсе приходилось рассчитывать только на пиво и вино. Это было еще одним отличием между военнослужащими сержантского и командного состава. Судебные стенографисты причислялись к последним благодаря наличию образования и особых навыков.

В отсутствие чемодана у меня была только пара туфель и ботинки, которые я носила, когда выпадал толстый слой снега. Стенографистка Ардис Нинабак из Цинциннати, которая приехала в Нюрнберг раньше меня, одолжила мне еще одну пару туфель. Мне повезло, что у нас с ней был один размер обуви, а ее чемодан успешно добрался до своей хозяйки целым и невредимым. Мы не могли отправиться по магазинам в поисках новой одежды. Магазинов не было. Бомбы стерли их с лица земли. Одежду или какие-либо другие вещи, которые было невозможно найти в гарнизонном магазине, нужно было специально заказывать из Соединенных Штатов или покупать во время поездок в соседние страны.

У нас была немецкая домработница, состоявшая на службе у союзников, которая убирала весь этот огромный дом. Она гладила нам одежду, а мы платили за услуги кофе и сигаретами. Днем она вывешивала наши пуховые одеяла за окна, чтобы их проветрить. Было так странно видеть белые пуховые одеяла, качающиеся на ветру в окнах верхних этажей всех этих особняков, которые занимали союзники.

Мы не пытались дружить, а женщина не вступала в разговоры с нами.

Раньше она была нашим врагом, а теперь в ее врага превратились мы. Мои коллеги частенько сообщали о краже обуви и одежды из своих комнат.

Мой пароходный кофр все-таки приехал. Это произошло вскоре после моего переезда на Хебельштрассе. Наконец-то у меня снова появились одежда, свитера, обувь, нижнее белье и украшения. Последние я оставляла на комоде по ночам и иногда днем, пока сама я была на работе. Однажды утром я заметила, что чего-то из украшений не хватает. Сначала эта пропажа была для меня загадкой (учитывая, что исчезла всего одна сережка). А как-то ночью, оставив окно и ставни открытыми, я проснулась от хлопающих звуков и обнаружила огромную птицу, которая кружила по моей комнате, сжимая в клюве сережку и пытаясь выбраться наружу. Я выбралась из постели и принялась гоняться за птицей по всей комнате, тщетно размахивая тряпкой. Сережку она так и не выронила, и ей все-таки удалось ускользнуть через открытое окно и унести в клюве свою добычу.

На следующее утро я рассказала о ночной гостье Дороти и Энн, и они расхохотались. Да, это такая птица-воришка, которая тащит все блестящее, что можно унести в клюве. Она в буквальном смысле крадет вещи! После этого случая я хранила украшения в закрытой шкатулке, опасаясь, что эта птица может украсть мои часы!

Для пущей сохранности я решила хранить свое красивое кольцо с голубым сапфиром в бархатном футляре, который помещала в шкатулку с украшениями (та, в свою очередь, отправлялась в самый дальний угол на верхней полке шкафа). Однажды утром, когда я хотела его надеть на торжественный ужин в Мраморном зале «Гранд-Отеля», кольца не оказалось на месте. Его никак не могли взять ни мои соседки, ни птицы!

Еще один исторический дом на Хебельштрассе

На Хебельштрассе, через дорогу от нас, стоял еще один огромный трехэтажный особняк, в котором позднее, в 1961 году, снимут фильм «Нюрнбергский процесс» со Спенсером Трейси, Марлен Дитрих и Максимилианом Шеллом в главных ролях. Во время моего пребывания в Нюрнберге в этом особняке разметили других американских судебных стенографистов, которые также работали на Нюрнбергских процессах. Я много раз бывала в этом доме на разнообразных вечеринках, куда приглашали американских офицеров, судебных стенографистов, адвокатов, журналистов и устных переводчиков. Для меня первое подобное мероприятие состоялось во время декабрьских праздников в 1946 году.

В 1962 году, через четырнадцать лет после моего возвращения в Штаты, я побывала на ежегодном съезде Национальной ассоциации судебных стенографистов в Портленде, штат Орегон. Главным докладчиком оказался судья Джеймс Т. Брэнд, которого я знала по Нюрнбергу. Он председательствовал на третьем из малых Нюрнбергских процессов (процесс по делу судей). Мне кажется, кроме меня на том съезде больше не было ни одного стенографиста, работавшего в Нюрнберге. После своей речи Брэнд подошел ко мне и сказал:

– Нужно найти тихое местечко и поболтать. Как насчет коктейльного бара?

В фильме судью Брэнда сыграл Спенсер Трейси. Сценарий, написанный Эбби Манном, описывает процесс по делу нацистских судей, который завершился уже после моего возвращения домой. Я спросила судью Брэнда, насколько достоверным по отношению к сценарию получился голливудский фильм.

Брэнд сказал, что Манн как-то связался с ним и сообщил, что пишет сценарий для фильма о процессе по делу судей. Манн спросил, можно ли взять у Брэнда интервью. Потом, по приглашению судьи, Манн на две недели поселился у того дома. Как сказал мне Брэнд:

– К счастью, Манн тоже оказался большим любителем шотландского виски!

В результате их бесед родился сценарий фильма «Нюрнбергский процесс», и Брэнд подтвердил, что в плане фактического содержания он получился достоверным. Он также признался, как его удивило, что Манн включил в сценарий такие мелкие случаи, как история жены повешенного нацистского генерала (в фильме ее сыграла Марлен Дитрих), которая вернулась в дом, откуда ее выселили американские военные, и попросила разрешения спуститься в подвал и забрать некоторые вещи ее мужа.

Притупленное чувство человечности

Во всех домах, где размещались работники союзнических государств, были приняты строжайшие меры безопасности. Нацисты уже бросали бомбы в занятые союзниками здания в Штуттгарте.

Во время рождественского перерыва у меня как будто начало притупляться осознание того, что значит быть человеком.

Я провела в зале суда много часов, ежедневно выслушивая новые и новые ужасы. В какой-то момент я стала несколько спокойнее относиться к услышанному и лучше справлялась со своими чувствами, но мне все равно приходилось каждый раз усердно над этим работать.

Впервые я проводила Рождество вдали от дома, но в