Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это настоящая честь для меня! – Жанна приняла подачу. – Целых два часа в воскресенье… Я умею быть благодарной, Алексей, поверьте.
– Тогда давайте сверим часы, Жанна. На моих… десять четырнадцать…
«Однако ты, похоже, ждать не любишь, дорогая. И решила взять быка за рога… Неужели тебе трех лет на мою обработку, обещанных в документе, будет мало?»
– Да, на моих шестнадцать.
– Тогда, может быть, в пятнадцать ноль-ноль в Городском саду?
– Может быть, лучше пораньше? В час дня, к примеру?
– Будь по-вашему, Жанна. В тринадцать у памятника Революции.
– Хорошо, Алексей. В тринадцать ноль-ноль, у памятника. Я надену красную косынку, чтобы вы меня точно узнали.
– Тогда я красные революционные шаровары, – усмехнулся Алексей.
– Простите?
«Ох, елки-палки… Шутка пролетела навылет, мозг не задет… А вот Red непременно бы поняла!»
– Это цитата из старого фильма. Я узнаю вас, Жанна, не сомневайтесь!
– Тогда до встречи!
– До встречи!
Соблазнительный голос Жанны умолк. Алексей отложил трубку.
– А Димка-то прав оказался. Хорошо, когда друг умный… И когда он на твоей стороне. Ну что ж, красотка, потягаемся. Посмотрим, кто кого переиграет.
И Алексей, подключив электронную книгу к компьютеру, стал переносить в нее те документы, о которых его спрашивала Жанна. Он решил прикинуться… нет, не совсем уж дурачком. Но, определенно, легкой добычей. Пусть противник выложит карты – хоть какие-то. А там посмотрим.
Ангел машинально скосил глаза – увы, скайп молчал.
– Да она еще не долетела, наверное… Туда, похоже, и добраться не так просто. А я еще о связи размечтался! Интересно, а у нее телефон подключен к И-нету?
Ирина разложила вещи довольно быстро. Да и что там было раскладываться? Хотя бабушка наверняка бы сделала все по-другому. Да еще и пробурчала бы, что внучка ничего не понимает.
Девушка усмехнулась воспоминаниям и подошла к окну. Синие сумерки уже обняли деревья, скрыли соседние домики, превратив их в темные пятна. В разрывах облаков появилась луна. Все-таки место это было не совсем обычным, не просто загородным пансионатом для местной элиты. Наверняка за каким-то из фасадов пряталась все-таки избушка на курьих ножках.
– Изнакурнож, – пробормотала Ирина. – «КОТ НЕ РАБОТАЕТ»…
– Комитет оборонной техники?
Дим Димыч стоял в дверях и улыбался.
– А я не слышала, как вы вошли…
– Ир, мы ж на «ты»!
– Ой, верно. Я не слышала, как ты вошел.
– Да я и не вошел еще толком. Пустишь?
Ирина пожала плечами. Ее шеф (какое все-таки удобное слово оказалось!) принял это за приглашение и шагнул в комнату.
– Уютненько…
– Да мне тоже показалось, что славно так, по-домашнему.
– Не люблю я бесконечные эти ваши шторочки-тряпочки… Но тут славно, это да. Там Дарь Васильевна уже стол накрывает. Пойдем!
– Дима, а как бы мне бабуле позвонить? Или здесь телеграф есть?
– Господи, девочка, ну какой телеграф?! Двадцать первый век на дворе! Внизу телефон – снимай трубку и звони!
– А можно?
Дим Димыч улыбнулся. Да, Ирина совсем другая – мягкая, робкая, спокойная. Никаких тебе супер-сюрпризов и мега-фантазий. С ней душа отдыхает.
– Конечно можно! Мы здесь, повторяю, гости непростые…
– А золотые? – Ирина слегка пришла в себя.
– И даже платиновые местами… – Дим Димыч провел рукой по шевелюре: черные курчавые волосы вполне ощутимо посеребрила седина.
– Драгоценные, значит… Ну, тогда пошли вниз. Я позвоню, а потом и в самом деле поедим. Что-то я проголодалась…
Шеф церемонно подал Ирине руку. Та усмехнулась. В памяти почему-то опять всплыли Черреллы. «Он подал ей руку, чтобы проводить в столовую…»
Деревянные ступеньки не скрипели, плазменный экран молча переливался всеми цветами радуги – шел очередной рекламный ролик. Телефон терпеливо ждал всего в шаге от стола, обильно накрытого заботливыми руками хозяйки.
– Ну вот, звони. Бабушка, наверное, уже и нервничать устала…
Это было Дим Димычу отлично знакомо: его мама была точно такой же. Пусть они уже лет пятнадцать жили порознь, пусть стал он серьезным и независимым мужчиной, выбился на солидную должность. Но раз в день нужно было сообщить матери о том, что все хорошо. Причем средство коммуникации можно было выбирать любое. Иначе мама находила способы прибыть к месту его дислокации самолично. Что, конечно, бывало не всегда кстати. Особенно, когда очередная красавица наконец соглашалась посетить «мою холостяцкую берлогу».
Ирина набрала цифры. Она, похоже, рассчитывала на долгое ожидание, но на дворе все-таки стоял двадцать первый век.
– Ой, бабуль! Привет, это я! Да, мы уже на месте, все в порядке…
Девушка улыбнулась словам собеседницы.
– Нет, здесь еще не зима, хотя холодно, конечно. Шаль? Да я с ней не расстаюсь! Ага, бабулечка, хорошо! Как смогу, ты же знаешь… Обязательно… И я тебя очень. Не волнуйся только!
– Ну что, все в порядке? – спросил Дим Димыч, когда Ирина повернулась к нему.
– Ой, Дима, спасибо! Все просто замечательно – бабуля еще и не начинала нервничать, представляешь?
– С трудом…
– Ну прекрати! Она у меня хорошая!
– Малышка, не сердись. Я тебе верю. Это я просто по привычке подначиваю.
За едой разговор как-то не клеился. Дим Димычу, чему удивлялся он сам, было слегка не по себе. Рядом с ним оказалась фея из сказки, маленькая принцесса, а он-то понастроил планов, считая ее такой же, как все современные девицы: жесткой, приземленной, рассудочной.
Ирине тоже было не по себе, но она этому ощущению совершенно не удивилась. Напротив, она бы удивилась, если бы чувствовала себя спокойно. Но из затянувшегося тягостного молчания надо было как-то выныривать.
– Дима, а ты что, тоже любишь Стругацких?
– Люблю. В мое время было модно знать их наизусть.
– В «твое» время? – Ирина усмехнулась. – Тоже мне, старик!
– Все относительно, детка. По сравнению с Бердским я, конечно, пацан сопливый. А по сравнению с тобой…
– А по сравнению со мной?
Ирина подняла глаза от чашки с чаем. И Дим Димыч понял, что он не просто ранен в самое сердце, нет. Он ранен смертельно. Живые, смеющиеся, зеленые, колдовские Иринины глаза заставили быстрее биться его сердце.