– Правда?

– Да, и знаешь что? Люди понятия не имеют, кто ты такой, – зло бросила ему Мерида. – О Кальях слагают легенды, поют песни, рассказывают детям сказки. Но не про тебя. Никто не знает, что ты существуешь.

«Откуда такая жестокость?» – вдруг вспомнила она собственные слова.

Ферадах молчал. Его лицо оставалось абсолютно беспристрастным, руки были плотно сложены на груди.

Спустя несколько секунд он тихо сказал:

– Ты знаешь.

23. Ценнедиг из Файфа

Весь следующий день Мерида ждала возвращения Ферадаха, но он так и не появился. Как и через день. На самом деле прошло столько времени, что она начала задумываться, не прогнала ли его навсегда и чем грозит это их договору.

Но почти через две недели Мерида проснулась утром (ей приснился совершенно нелепый сон о том, что лбы признали вульгарными, и всем пришлось зачёсывать волосы особым способом, чтобы появляться на людях), надела новое платье для верховой езды, которое сшила Элинор, пока дочь была в Кинлохи, спустилась вниз (большинство лестниц ремонтировали, так что ей пришлось сначала подняться в зал с гобеленами, потом пробраться через чердак, а затем спуститься через музыкальную гостиную) и увидела, что Ферадах не просто в замке, а уже успел свести знакомство практически со всеми его обитателями.

На кухне он перебросился парой слов с её мамой. Элинор решила, что перед ней монахиня, так что начала расспрашивать его о Чудотворном колодце и отношении к нему церкви.

В одной из башен Ферадах поболтал о плотницком деле с одним рабочим, чинившим лестницу, который принял его за рослого подмастерье.

В общей гостиной он сыграл партию в брандуб с Харрисом, который сказал, что никогда не встречал старухи, столь безжалостной в этой игре, и что удивление якобы было единственной причиной его проигрыша.

В музыкальной гостиной его видел Хэмиш. Ему Ферадах показался юношей, который тоже интересуется музыкой, так что они обсудили, как перемена погоды влияет на настройку инструментов.

Для Лиззи он выглядел как один из работников кухни, который очень заинтересовался книгами с гербариями и даже посмотрел несколько вместе с ней, подробно расспросив о каждом растении.

В саду Ферадах предстал в образе почтенного старца, который радушно предложил одной из служанок Эйлин помочь собирать горох.

И даже конюх успел с ним пообщаться, приняв его за очень крепко сложённого молодого человека, поразившего его своей развитой мускулатурой.

– Есть в Данброхе хоть один человек, с которым ты не поговорил? – с укором спросила Мерида. Для неё Ферадах выглядел как и всегда: молодой человек с гривой светлых волос в плаще с брошью в виде ветвистого дерева.

В ответ он только хитро улыбнулся. У Мериды мелькнула мысль, что все эти разговоры были только ради того, чтобы опровергнуть её слова о том, что никто не знает о его существовании.

– Они всё равно видели тебя другим, – пробормотала она, но знала, что прозвучало это скорее по-детски, чем по-настоящему зло.

– А каким меня видишь ты? – спросил он.

Мерида не собиралась этого рассказывать, что Ферадах и сам знал, поэтому не стал дожидаться ответа, прежде чем добавить:

– Мне нужно одолжить у тебя лошадь. Я придумал, что хочу тебе показать, но это место довольно далеко.

– Одолжить лошадь! Какой смысл быть бессмертным? Неужели нет никакого волшебного способа передвижения?

– Есть, но тогда я опережу тебя на несколько часов. Хочешь, могу сказать, куда ехать, и дать тебе фору.

– Хочу, – кивнула Мерида.

Но Ферадах просто стоял молча, пока она не сдалась.

Спустя полчаса они пустились в путь. Мерида взяла себе Мошку, а вот с конём для Ферадаха пришлось повозиться. Все пони были заняты, а ей ужасно не хотелось давать злобному божеству племенного жеребца, на котором он смотрелся бы знатным господином.

– И для каждой лошади ты выглядишь иначе? – спросила Мерида.

– Ни разу их не спрашивал, – ответил Ферадах.

Она не могла понять, он это серьёзно или нет.

– А ты можешь говорить с лошадьми?

– Полагаю, у них есть своё божество, чтобы поболтать.

Несколько часов они ехали на юг, пока холмистая местность не превратилась в равнину. Мерида ничуть не удивилась, что деревенька, куда они приехали, оказалась такой же милой, как и Китнил. Домики с соломенными крышами жались друг к другу, как лучшие друзья, рядом с каждым был небольшой огород, где жили козы и утки, вокруг раскинулись поля, куда более плодородные, чем в Данброхе.

– Теперь покажешь мне, как убил всех местных детей? – спросила Мерида.

Ферадах бросил на неё испепеляющий взгляд и повёл к небольшому коттеджу, стоявшему в отдалении. Он немного отличался от тех домов, что они прошли, – не то чтобы был богаче, но выглядел так, будто хозяин заботится о нём больше, чем остальные. Сад был больше, цветы ярче, дорожка к дому более извилистой. Там был и милый скворечник с поилкой для птичек, и удобная коновязь в виде двух хрюшек, держащих кольцо, к которому они привязали лошадей. Входная дверь была покрашена красной краской, над ней висели ветряные колокольчики. Всё это дышало таким уютом, что Мериде на секунду захотелось здесь поселиться.

Но в душе она знала, что не пройдёт и дня, как ей снова будет не терпеться отправиться в путь.

Ферадах потянулся к двери, но Мерида остановила его:

– Учитывая, на что способны твои руки, давай лучше я постучу.

Вскоре дверь открылась. За ней оказался безбородый мужчина со светлыми волосами, напоминающий очень высокого ребёнка. Хозяин дома был явно удивлён визитом, но взгляд его был уверенным и немного ироничным.

Сложно было угадать, каким он видит Ферадаха, но Мерида точно знала, какой он видит её – знатной особой, ведь даже её платье для верховой езды было в разы дороже, чем лучшие наряды местных жителей.

– Ценнедиг из Файфа, – заговорил Ферадах, – со мной принцесса Данброха, она хотела бы с вами познакомиться. Сможете уделить нам время?

– Принцесса и гном? Удивительные у меня сегодня гости, – усмехнулся мужчина. – Разве кому-то позволено отказывать принцессе в беседе?

– Эта принцесса вполне сговорчива, – сказала Мерида.

– О, весьма находчиво, – уважительно усмехнулся Ценнедиг. – Проходите, ваше высочество.

Зайдя в дом, Мерида первым делом увидела арфу такой красоты, что Хэмиш позволил бы выбить себе несколько зубов, лишь бы сыграть на ней. Её рама была массивной и напоминала