Приблизительно без четверти семь нас позвала миссисИнглторп, заявив, что ужин будет раньше обычного, иначе мы можем опоздать. Мынаспех поели, и к концу трапезы машина уже ждала нас у дверей.

Вечер прошел с большим успехом. Декламация миссис Инглторпвызвала бурные аплодисменты. Показали также несколько живых картин, в которыхпринимала участие Цинтия. Она не вернулась с нами в Стайлз, потому что друзья,с которыми девушка участвовала в том представлении, пригласили ее на ужин, апотом оставили у себя ночевать.

На следующее утро миссис Инглторп к завтраку не вышла,оставшись в постели, так как чувствовала себя несколько утомленной. Однакооколо половины первого она появилась – энергичная и оживленная – и утащила меняи Лоуренса с собой на званый ленч.

– Такое очаровательное приглашение от миссис Роллстон!Она, знаете ли, сестра леди Тэдминстер. Роллстоны пришли с ВильгельмомЗавоевателем.[5] Это одно из наших старейших семейств!

Мэри отказалась от приглашения под предлогом ранее назначеннойвстречи с доктором Бауэрштейном.

Ленч прошел очень приятно, а когда мы возвращались назад,Лоуренс предложил проехать через Тэдминстер, что увеличило наш путь примерно намилю, и нанести визит Цинтии в ее госпитальной аптеке. Миссис Инглторп нашлаидею отличной, но заходить к Цинтии вместе с нами отказалась, так как ейпредстояло еще написать несколько писем. Она высадила нас у госпиталя,предложив вернуться вместе с Цинтией на рессорной двуколке.

Привратнику госпиталя мы показались подозрительными, и онзадержал нас, пока не появилась Цинтия. В длинном белом халате она выгляделаочень свежо и мило. Цинтия торжественно повела нас вверх по лестнице в своесвятилище и там представила подруге-фармацевту, личности, внушавшей некийблагоговейный страх, которую Цинтия весело называла Нибз.[6]

– Сколько склянок! – воскликнул я, оглядывая шкафынебольшой комнаты. – Вы и в самом деле знаете, что в каждой из них?

– О-о-ох! Скажите что-нибудь пооригинальнее, –простонала Цинтия. – Каждый, кто сюда приходит, произносит именно это! Мыдаже подумываем учредить награду тому, кто, войдя к нам первый раз, непроизнесет таких слов! И я знаю ваш следующий вопрос: «Сколько людей вы ужеуспели отравить?…»

Смеясь, я признал, что она права.

– Если бы вы только знали, как легко по ошибкеотправить кого-нибудь на тот свет, то не стали бы над этим шутить. Давайтелучше пить чай! У нас тут в шкафах есть немало тайных хранилищ. Нет-нет,Лоуренс! Этот шкаф для ядов. Откройте вон тот, большой. Теперь правильно!

Чаепитие прошло очень весело, и потом мы помогли Цинтиивымыть чайную посуду. Мы как раз убирали последнюю чайную ложку, когдапослышался стук в дверь. Лица Цинтии и Нибз моментально словно одеревенели,замерев в суровой неприступности.

– Войдите, – произнесла Цинтия резким,профессиональным тоном.

Появилась молоденькая, немного испуганная медсестра сбутылочкой, которую протянула Нибз, но та взмахом руки отослала ее к Цинтии,произнеся при этом довольно загадочную фразу:

– Собственно говоря, меня сегодня здесь нет!

Цинтия взяла бутылочку и осмотрела ее с пристрастием.

– Это нужно было прислать еще утром, – строгосказала она.

– Старшая медсестра очень извиняется. Она забыла.

– Старшая сестра должна была прочитать правила навходной двери! – отчеканила Цинтия.

По выражению лица маленькой медсестрички было ясно, что онани за что не отважится передать эти слова своей грозной начальнице.

– Так что теперь это невозможно сделать дозавтра, – закончила Цинтия.

– Значит, – робко спросила медсестра, – нетникакой возможности получить лекарство сегодня вечером?

– Видите ли, – ответила Цинтия, – мы оченьзаняты, но, если найдем время, сделаем.

Медсестра ушла, а Цинтия, быстро взяв с полки большуюсклянку, наполнила из нее бутылочку и поставила на стол за дверью.

Я засмеялся:

– Необходимо соблюдать дисциплину?

– Вот именно. Давайте выйдем на наш балкончик. Отсюдаможно увидеть весь госпиталь.

Я последовал за Цинтией и ее подругой, и они показали мнеразные корпуса. Лоуренс отстал от нас, но через несколько минут Цинтия позвалаего присоединиться к нам. Затем она взглянула на часы:

– Больше нечего делать, Нибз?

– Нет.

– Очень хорошо. Тогда мы можем все запереть и уйти.

В тот день я увидел Лоуренса совсем в ином свете. Всравнении с Джоном узнать его было значительно труднее. Он почти во всемказался мне противоположностью своему брату, к тому же был замкнут и застенчив.Однако Лоуренс в известной мере обладал очарованием, и я подумал, что тот, ктохорошо его знал, мог бы испытывать к нему глубокие чувства. Обычно его манераобращения с Цинтией была довольно скованной, да и она со своей стороны тоженемного его стеснялась. Но в тот день они оба были веселы и болталинепринужденно, как дети.

Когда мы ехали через деревню, я вспомнил, что хотел купитьмарки, и мы остановились у почты.

Выходя оттуда, я столкнулся в дверях с невысоким человеком,который как раз хотел войти. Извиняясь, я поспешно сделал шаг в сторону, каквдруг этот человек с громкими восклицаниями обнял меня и тепло расцеловал.

– Mon ami,[7] Гастингс! – закричалон. – Это в самом деле mon ami Гастингс?!

– Пуаро! Какая приятная встреча! – воскликнул я иобернулся к сидящим в двуколке: – Мисс Цинтия, это мой старый друг мсье Пуаро,которого я не видел уже много лет.

– О, мы знакомы с мсье Пуаро, – весело отозваласьЦинтия, – но я не думала, что он ваш друг.

– В самом деле, – серьезно ответил Пуаро. – Язнаю мадемуазель Цинтию. Я здесь благодаря миссис Инглторп.

Я вопросительно взглянул на него.

– Да, мой друг, миссис Инглторп любезно распространиласвое гостеприимство на семерых моих соотечественников, которые – увы! –оказались беженцами со своей родной земли. Мы, бельгийцы, всегда будемвспоминать миссис Инглторп с благодарностью.

Пуаро выглядел экстраординарно. Он был невысок – чуть большепяти футов четырех дюймов, с головой, напоминающей по форме яйцо, которуювсегда склонял немного набок, и носил сильно напомаженные, имеющие воинственныйвид усы. Аккуратность его в одежде была поистине феноменальной. Я думаю,пылинка на рукаве причинила бы ему больше боли, чем пулевое ранение. Тем неменее этот эксцентричного вида денди небольшого роста, который, к моемуогорчению, теперь сильно хромал, в свое время был одним из самых знаменитыхработников бельгийской полиции. Его способности детектива были уникальными, онвсегда добивался триумфа, раскрывая самые сложные и запутанные преступления.