– Ты слишком много рассмотрел, – буркнул Рус снеприязнью. – Слишком! А ты, женщина, запахнись получше. От взглядовэтого… по всему телу остаются жирные пятна размером с миску. А то и смедный таз. Да и ветер здесь, а ты нежная, как паутинка.

Их кони неслись бок о бок вдоль реки к лесу, селениеосталось далеко позади. Река медленно поворачивала влево, берег становилсякруче, обрывистее. Лех внезапно расхохотался:

– А ты все-таки отнял невесту у бога! Не знаю, чего втебе больше: отваги или дурости. Теперь за нами погоня.

– Кто? Бог?

– Пока его слуги.

Рус оглянулся. Из далекого селения на дорогу вымахнули людина конях. Отсюда выглядели совсем крохотными, но в темных фигуркахчувствовалась угроза. Не меньше десятка, а из-за домов выплескиваются все новыеи новые конники.

– Быстрее, – велел он коню. – Что тебе этивислозадые лошадки? Мы уйдем от любой погони.

Лех мчался рядом, искоса поглядывал на женщину. Спросилхрипло и весело:

– Не побоишься? Бог, когда догонит, ка-ак шарахнет позатылку! Мокрое пятно останется.

– Если догонит, – буркнул Рус.

– Бог?

– И у богов растут кривые ноги.

Он бережно, но крепко прижимал к себе спасенную. Ее черныеволосы растрепало ветром, тонкие шелковые пряди струились по его лицу, словночистые струи ручья по гранитному ложу. Тело ее вздрагивало, то ли от пережитогостраха, то ли от упругого встречного ветра.

– Бог да не догонит? – снова удивился Лех.

– Волхвы говорят, – крикнул Рус с веселойзлостью, – что боги ничего не делают сами! Все руками людей. А отздешнего людья мы да не отмахнемся? Они что овцы для моей палицы и твоего меча!

Раскаленная земля бросалась с грохотом под копыта иисчезала. Деревья прыгали навстречу, словно хотели расшибить вместе с конем, нов последний миг сами трусили и расступались, а он вламывался в простор, несся,как огромная стрела, как выпущенный могучей рукой бога камень из пращи, ногамисжимал бока горячего сильного зверя, а руками – озябшее гибкое тело сраспущенными волосами.

То слева, то справа возникал всадник на красном, какпылающее небо, коне, золотые волосы трепало ветром, он что-то хрипло и задорнокричал, молодой и красивый, сильный, как юный бог, могучий, как тур.

Рус чувствовал, как изнутри рвется ликующий крик восторга,едва не заревел диким зверем, заставил себя крепче сжать женщину, а коню далволю, тот сам рвется всласть отдаться скачке. Он слышал, что иные мужчины вазарте скачки, да если еще на горячем лихом коне, приходили в такой восторг,что визжали, вскакивали с ногами на седло, подпрыгивали, будто пробоваливзлететь… и, теряя рассудок от восторга, иной раз калечились, а то иразбивались насмерть.

Он чувствовал, что близок к такому помешательству. Сердцеколотится, как козел о ясли. Уже ребра заныли от ударов, а перед глазамизастлало кровавым туманом от прилива дурной крови в голову. Он крепче прижалженщину к груди, она вскрикнула, а он едва не задохнулся от нежности. Вот оно,его сумасшествие…

Лех исчез, отстал, и Рус с великим трудом заставил себяподобрать повод. Ракшас яростно противился, хотел скакать и скакать, он тожемог вообразить себя птицей; Рус застонал, рассудочность противна мужчине-воину,но пересилил, и могучий друг с четырьмя копытами понял, захрапел, началзамедлять бег.

Женщина решилась оторвать голову от его груди. На неговзглянули крупные глаза, странно темные, почти черные, с огромными расширеннымизрачками. Брови тоже черные, сросшиеся на переносице, а нос удивительно тонок,с настолько красиво вырезанными ноздрями, что у него защемило сердце, почему-тозахотелось смеяться от счастья и плакать одновременно. Волосы от встречноговетра трепало уже за спиной Руса, он чувствовал обнаженными плечами ихприкосновение, похожее на легкие струи теплой воды.

Она что-то сказала, слова незнакомы, а голос волнующе звоноки чист, как вода лесного родника.

– Ты моя, – сказал он мощно. – И никакимбогам не отдам!

Она снова что-то сказала, но Рус покачал головой. Сердцепереполнено жгучей нежностью. Он, самый сильный и умелый, держит в руках самуюкрасивую женщину мира, а белый свет несется вскачь навстречу и торопливораспахивает богатства: бери…

В спину стукнуло, затем больно клюнуло в затылок. Онощутил боль, словно ястреб ударил острым клювом. Недоумевающе раскрыл глазашире. Ветром заворачивает веки, женщина испуганно вскрикивала и указывала голойрукой ему за спину.

Рус оглянулся, голова дернулась в сторону, по волосамшелестнуло, и лишь тогда сообразил, что мимо вжикнула оперенная стрела! Сзадибыл грохот конских копыт, облако пыли, из которого выныривали оскаленныеконские морды, пригнувшиеся всадники.

За ними гнались десятка два, но в движущемся пыльном облакечасто блистал металл, оттуда слышался лязг, крики, и Рус видел, как в обе сторонывылетали, будто выброшенные рукой бога, окровавленные всадники, а то и вместе сконями.

Затем вынырнул красный конь, почти серый от пыли. Лех, весьв грязи, как болотник, взмахом велел Русу скакать дальше, а сам размахивалмечом во все стороны, и за считанные мгновения еще двое неуклюжих всадниковотпрянули, зажимая раны, а третий сразу широко взмахнул руками, будто хотелобнять весь белый свет, и откинулся на конский круп.

– Лех! – крикнул Рус в тревоге.

Двое обошли Леха по обочине, один на ходу выстрелил всторону Руса из короткого лука. Стрела угодила в плечо, но не пробила тугие,как корень дуба, мышцы, а лишь слегка царапнула кожу. Эти земледельцы, судя повсему, совсем недавно слезли с коней и еще не потеряли свое степняцкое умениестрелять на скаку!

Он крепче сжал в объятиях нежное тело. Женщина что-тосказала на своем птичьем языке. Он не расслышал, еще одна стрела просвистеланад ухом, зацепила и вырвала прядь волос.

Сзади яростно гремел веселый крик Леха. Средний братулыбался, как Рус помнил с детства, даже когда тонул в болоте, когда сорвалсясо скалы и летел в далекий горный поток, и сейчас кричит весело, не подаетвиду, что задыхается от усталости и, может быть, уже вот-вот сомлеет от многихран…

Рус натянул поводья:

– Стой, Ракшас!.. Лех, я иду!

Женщина скатилась на разбитую копытами землю, а Рус уже сосвоей страшной палицей в руке развернул Ракшаса. Позади в пыльном облаке дикокричали кони, звенел металл, звучали изломанные чужие голоса. Леха не слышал,но дети Скифа не уходят в вирий, не захватив с собой многих и многих врагов дляуслужения.

С боков обойдя пыльное облако, с двух сторон на негонеслись чужие всадники. С короткими копьями, с топорами и палицами, одетыеплохо, зброя еще хуже, но им нет числа, и потому Рус тоже закричал весело илюто, понимая, что это последний бой: