—Значит, я не смогу вернуться назад? — прикусив губу, чтобы не заплакать, спросила я. Как же бабушка Лиза, как же Аська?

Доктор развёл руками.

— Если со временем вы выясним, как ты попала сюда, возможно, у нас появится способ отправить тебя обратно.

Я сумела оценить всю деликатность, которую проявил доктор Крарвер во время нашего первого разговора.

Разумеется, не было никакого способа вернуть меня назад.

Более того, я даже до сих пор не знала, где я нахожусь: в далеком будущем или параллельной вселенной, где множество разных существ  давно мирно сосуществуют с людьми.

Люди в этом мире тоже сильно отличались от привычных мне людей.  Каждый новый человек, которого я встречала, казался идеалом:  настолько они были красивы. Все как на подбор прекрасные Адонисы и не менее прекрасные Афродиты. Я удивлялась не только точёным фигурам землян — радскары были куда мощнее и внушительней, но земляне поражали также густыми гривами насыщенных, ярких цветов; безупречными прямыми носами и идеальными белыми зубами.

Рядом с ними я чувствовала себя гадким утёнком, подкидышем — а не одной из них.

Однажды, завтракая в общей столовой вместе с доктором Крарвером и одним из его ассистентов — радскаром, я медленно провожала взглядом одну из земных Афродит. И с удивлением поймала презрительный взгляд радскара — презрительно он смотрел не на меня, а на красавицу землянку.

—Дррар, ты знаешь эту девушку? — удивилась я. Радскар пожал плечами.

—Нет. Впервые вижу.

—А…тогда почему? — я застопорилась, не зная, как правильно спросить.

—Почему мы не любим землян? — переспросил Дррар. Я кивнула.— Они плохо пахнут.

—Оу, да? — я попыталась прижать руки к бокам, чтобы меньше «пахнуть». На что помощник доктора беспечно рассмеялся.

—Не ты, Саша. Ты пахнешь хорошо: травами в жаркий день. Так и должны пахнуть живые существа, а не как эти…

Доктор Крарвер, на которого я осторожно покосилась, объяснил мне всё подробнее:

—Радскары сохранили чуткий нюх от своих диких прародителей. Они улавливают не просто поверхностный запах — вроде запаха духов, парфюма или пота, но и остальные запахи…

Повернув вилку в руках, доктор заметил:

— У землян крайне популярны пластические операции.

—Вместо того чтобы пропотеть на тренировках,  они просто ложатся на операции; вместо того, чтобы видеть красоту в разнообразии, они делают одинаковые носы, одинаковые губы, одинаковые груди…

— И мужчины? – удивилась я.

—Самцы увеличивают себе кое-что другое, — многозначительно хмыкнул Дррар. — Комплексуют на нашем фоне.

Я покосилась на доктора  Крарвера.

—Это всё правда, Саша, — кивнул доктор. — На Земле много веков царит культ внешней красоты — и только внешней.  Человеческое тело может быть прекрасным и безо всяких хирургических вмешательств, но земляне предпочитают использовать этот самый простой и быстрый способ достижения желаемого результата.

— Хотя не все люди такие, — задумчиво протянул Дррар. —  Несколько человеческих колоний, много веков назад отделившихся от Земного общества, мало напоминают землян. И пахнут немного лучше.

Я растерянно посмотрела на обоих мужчин.

— Но если в колониях нет культа пластических операций, то тогда почему их запах всего лишь «немного лучше»?

— Потому что земляне слишком долго экспериментировали с генетикой, — сокрушённо покачал головой доктор Крарвер. — Кажется, вначале эти были эксперименты во благо:  изменить ДНК будущего ребенка для того, чтобы избежать болезней, передающихся по наследству.

— А закончилось всё тем, что твои соплеменники, Саша, начали выкраивать будущих детей по своему желанию, — фыркнул Дррар. —   Помнится, у них даже существовала такая программа: создаёшь голограммы будущих родителей, а затем «собираешь» их них будущего ребенка.

Дррар и доктор Крарвер одновременно брезгливо передёрнулись.

— Это вмешательство дорого обошлось всей человеческой расе, — пояснил Дррар. — Люди всё чаще рождались стерильными. Кроме того, у людей, рождённых после подобных процедур, возникали неожиданные болезни, сокращался срок из жизни… Правда, это никого не волновало. Земляне по-прежнему увековечивали свои портреты в детях.

—Любое искусственное вмешательство в подобных делах нарушает естественную гармонию Вселенной, — кивнул доктор Крарвер, соглашаясь со своим более молодым коллегой. А затем пояснил специально для меня. — Подобные процедуры были запрещены… кажется, веков пять —  и то только потому, что радскары отказывались принимать землян в Союз, пока они не запретят вмешательство в геном нерождённых детей.

— Но если ущерб уже был нанесён… —  я посмотрела на своих собеседников. — Если человеческий геном уже был испорчен…

— То какой был смысл всё прекращать? — подсказал Дррар. Я кивнула.

—Да, людей ведь уже нельзя изменить.

—Э нет, Саша, ты не права, — покачал головой доктор Крарвер. — Природа Вселенной — творить гармонию во всём. За пять веков геном людей начал выправляться, очищаться…

—Если бы они ещё не увлекались этими пластическими операциями, — скривился Дррар.

Так я узнала причину, почему радскары не любят людей – они просто плохо переносили их запах.

Их — запах людей из этого времени, из этого мира — но не мой. Для всех радскар, которых я встречала, мой запах оказался приемлемым и даже приятным.

Именно поэтому  спустя полтора года тяжелейшей адаптации в новом мире, я смогла войти в число  кандидатов-финалистов  на соискание должности младшего лаборанта геофизической лаборатории Арна — главной планеты радскар.

Как мне показалось, радскары включили меня в первоначальный список кандидатов только из любопытства — и это несмотря на то, что целых полтора года я не вылезала из сети, зазубривая всё, чего не знала и даже смогла экстерном «пересдать» свой диплом.

Но их впечатлили мои знания.  Не та информация, которую  я вызубрила, пользуясь доступом ко всем библиотекам мира, но та, которую «принесла» из своего времени.

А ещё я просто отчаянно цеплялась за любую возможность состояться как профессионал, заработать  опыта и веса, с тем, чтобы однажды мою кандидатуру рассмотрели в РАДЗЕАРе — частной научной корпорации, базирующейся на Земле. Уже много веков именно эта фирма владела всеми старыми архивами человечества.  Доступа к архивам  ни у кого, кроме специалистов РАДЗЕАра, не было — а те, насколько я знаю, не отвечали даже на запросы военных.

Так что оказаться в числе сотрудников РАДЗЕАРа  было единственным путём к архивам моего времени.

Я уже знала, что нет никакого способа вернуть меня назад. За полтора года, ни один из ученых так и не смог понять, каким образом я переместилась из двадцать первого века в тридцать второй.  Была одна единственная версия какого-то эксцентричного  молодого профессора, что всему виной энергия взрыва — именно это позволило «раскачать» пространственно – временной континуум в одной единственной точке, сделав возможным мой «переброс» из прошлого. Только вот даже взрывов сотни самолётов было недостаточно для создания подобных условий.