— Поэтому я её и выбрал, — перебиваю, не желая обсуждать личное при свидетелях.

— А до неё ещё двух, — с укором напоминает мать. — Первая невеста сбежала от тебя в штаты, вторая до сих пор посещает психотерапевта. Все две недели, что мы с отцом пробудем на Барбадосе, я буду переживать, как бы ты снова не выкинул что-нибудь в своём духе.

— Не стоит попусту мотать себе нервы. — С тихой яростью кошусь на спаниеля, увлечённо принюхивающегося к двери гардеробной. — Предыдущие два раза вы были рядом. Чем это помогло?

— И всё-таки. Пообещай, что не разочаруешь нас в этот раз.

Вообще-то, не собирался. Но внутри всё равно срабатывает неуправляемый протест.

Что поделать? Я, по её мнению, бракованный.

Когда с детства слышишь от старших, что ты молодец, уверенность в этом только крепнет с годами. Ты сыт родительской любовью и спокоен. Молодцом для моей матери всегда был Рафанов — сын двоюродного дяди и просто идеальный ребёнок. Я же с детства только и слышу: плохо стараешься, у Адриана проходной балл выше. Неважно выглядишь, а вот Адриан не выходит из спортзала. Слабо выступил, зато Адриан сорвал овации. Бесконечно: ты должен лучше, быстрее, выше, сильнее… Всем должен-должен-должен.

Дошло до того, что при напоминании об очередном достижении Рафа я готов на стены лезть от ярости. Я же ни с кем не соревнуюсь. Ну почему вы меня не слышите?!

В какой-то момент мне пришлось принять свою дефектность — во мне взыграли гены прадеда. Тот тоже и друзей выбирал не по статусу, и женщину посмел любить недостойную. Свой проступок я ещё студентом исправил. Обоих вычеркнул — друга и девушку. Одним махом. Да так, чтобы наверняка соблазна что-либо исправить не осталось. Семья может мной гордиться, но…

Вопреки доводам разума, некто в моей голове до сих пор нашёптывает, что я любви родных ни черта недостоин. И в этом некого упрекать.

— А может, это не я плохой, а ты слишком хорошего обо мне мнения? — всё же вырывается сквозь зубы.

— Мнение о себе формируешь только ты, Артур. Не подменяй понятия, — жёстко осекает меня мать. — Тиана будет тебе прекрасной женой, не упусти её. Ты у нас поздний ребёнок, единственный. Я хочу успеть увидеть внуков.

Закрываю глаза, чтобы скрыть то, что с недавних пор рвёт мне грудную клетку.

— Всему своё время, — с усилием регулирую голос до прохладного равнодушия. Дышать почти больно. Эта тема меня всё ещё выносит.

— Только учти, лучших разбирают быстро, — продолжает отчитывать мать. И плевать, что я ни в чём ещё даже не провинился. — Будешь тянуть, останешься с какой-нибудь неотёсанной плебейкой, вроде соседской Варвары. Я такого позора не вынесу.

— Я тебя услышал, — отзываюсь немного резче, чем собирался. Гавканье неугомонного пса подзадолбало. — Хорошо отдохните там. Буду скучать.

— Лучше будь паинькой, — это вместо нежной улыбки и тёплых объятий.

Говорят, привыкнуть можно ко всему. Бред. Можно сколько угодно обманывать себя, по-настоящему смириться не выйдет. Выплачивая матери выданный мне при рождении кредит на роскошную жизнь, я всё равно не перестаю её любить. Как умею.

— Спокойной ночи, мама, — говорю с нажимом.

И холодею, видя, как она направляется к противоположной двери — в гардеробную.

— Закрой окно. — Она зябко обнимает себя за плечи. — Я принесу тебе что-нибудь надеть.

Внезапный жест заботы, вместо того чтобы согреть, продирает паникой.

— Не нужно, я уже ложусь. Держи своего пса. — Подскакиваю как угорелый к спаниелю и всовываю ей в руки рычащего предателя.

Ну всё. Ты крупно влип, кудрявый.

Посидишь пару недель на цепи.

Убедившись, что стук каблуков отдалился, выпускаю из гардеробной шизанутую соседку.

— На чём мы остановились? — бесцеремонно хватаю нахалку за плечи и смотрю ей в глаза, давая последний шанс опомниться.

— Я попросила об услуге, — покорно напоминает Варя.

— Ты всерьёз предлагаешь мне сделать из тебя конфетку и скормить её своему врагу?! — презрительно кривлю губы, оглядывая бойкую пигалицу с ног до головы. — Да Рафу здесь смотреть не на что. Только обнять и плакать. Почему я, в конце концов?!

Ну не в его она вкусе! Хоть тресни.

— Да, ты высокомерный павлин. — Ох, даже так? Глупая и очень вкусная храбрость. Варя меня почти уговорила… — Но павлин целеустремлённый, — исправляется взволнованно. — С этим не справится никто другой.

Признаю, девчонка не без харизмы. Но и я не добрый джинн. Она пришла, зная о моей репутации. Так почему бы не использовать свой шанс?

— Договорились. Только хорошо запомни своё обещание. Когда придёт время платить по счетам, ты выполнишь любую мою прихоть.

— Всё, что захочешь, кроме близости, — обещает она, таращась на меня сияющими глазами.

О, это меньшее из всех возможных зол.

— Ради близости с тобой я бы не стал так заморачиваться.

Не вижу смысла уточнять, что дело даже не в самой Варе. Достаточно того, что чёртов чемпион и здесь успел отметиться.

— Я могу идти?

— Иди, — усмехаюсь неприкрытой радости в её тоне. — Жду в полдень.

— Договорились!

Вопреки своей неприязни, Варя мне чудом на шею не кидается. Финиш. Как её так угораздило? Чтобы настолько убиваться по Рафанову нужно его очень, очень плохо знать…

Варвара

Бытует мнение, что мужчины любят глазами.

Уверена, глядя в зеркало, каждая девушка считает себя если не красавицей, то достаточно милой и обаятельной. Но порой отражение — коварная штука. Каково вдруг узнать от окружающих, что ты, оказывается, унылая дурнушка? А как быть, если в придачу ко всему любимый человек к тебе равнодушен?

Конечно же, вооружиться оптимизмом и действовать! В первую очередь ради пошатнувшейся уверенности в себе.

Итак, для начала нам нужно выяснить, что же такое красота глазами мужчины?

Слухов и мифов вокруг этой темы оказалось так много, что я решила разобраться опытным путём. Специально для журнала «Стильная и сильная» я готовлю серию статей, в которых буду рассказывать о ходе реального эксперимента по превращению гадкого утёнка в расхитительницу сердец. Заинтригованы? Отлично! Читайте новые выпуски еженедельника и в финале вы непременно узнаете, как изменилось отношение молодого человека к отвергнутой девушке.

Всегда ваша, Дурнушка

— Всё, что нас не убивает, нас как-нибудь обогащает, — усмехаюсь, отправляя материал редактору. Если Разумовская одобрит статью, то дела мои, пожалуй, не так плохи.

Признаться, больше, чем взаимность Рафанова, меня сейчас волнует, как бы не обломать зубы об чёрствость своего наставника. На свежую голову его внезапная уступчивость настораживает. Я думала, что договориться будет сложнее. Что-то здесь не то…