– Да нет, – сказал Гвоздь. – Я человек старыхпонятий, мне подобное заведение доить насквозь западло. Бордель ходит подАнтошей Ковбоем, он, щенок, из н о в ы х, рубит капусту без оглядки направильные понятия, там, где л ю д и пачкаться не станут. А поскольку он неполный отморозок и понимает, что сила пока что солому ломит, вы там себя неособенно ограничивайте, если что. Конечно, и разносить вдребезги притончик нестоит, там, на нейтральной территории, и приличные люди встречаются... Но, вобщем, работайте со всем прилежанием, если что-то пойдет не так, я с Антошейсам перетру... Короче, Степаныч. Как только ты мне сказал про среднеазиатов,которые притворяются китайцами, у меня моментально сработали, учено говоря,ассоциации. Тут же вспомнил: ну как же, есть у нас местечко, где подобноеявление носит прямо-таки массовый характер... И побежали ребятки с четкимиснимками в кармане – мои ж этих «китаезов» снимали во всех мыслимых ракурсах...Того, что назывался Лю, так и не вычислили пока, а этот самый Чжао возник нагоризонте. Ты что нахмурился, Степаныч?

– Все еще анализирую нашу встречу с этими поддельнымикитайцами, – сказал Мазур. – Они знали, Фомич, кто ты такой. Как жеиначе? Но были что-то очень уж спокойны, как им вроде бы и не полагалось.Понимаешь? Актеры, мелочь, кем-то подосланные ряженые – но роль свою вели безвсякого внутреннего страха...

– Я тебя, кажется, понимаю, – сказал Гвоздь созлой ухмылочкой. – В самом деле, следовало бы понимать, с кем крутятспектакль – а они, падлы, были совершенно спокойны, как будто я им мелкийшнырь... У тебя есть соображения?

– Так себя ведут, когда чуют за спиной кого-то не менеесильного.

– И тем не менее... – покрутил головойГвоздь. – Чересчур уж мелкая шпанка этот наш Чжао, он же – Ермек светУразбаев, шестерка при борделе. Ему по жизни положено перед людьми стоять постойке смирно – это ж в кровь въедается, ежели ты мелкаш, шестерка... А он ж ен т е л ь м е н а корчил. В самом деле, очень странно.

«Есть еще одна гипотеза, – подумал Мазур. – Чертее знает, насколько она отвечает действительному положению дел, но не учитыватьее нельзя. Так уверенно, как наш липовый Чжао, люди держатся еще и в случае,ежели точно знают, что никаких таких п о с л е д с т в и й для них не будетвовсе, что их собеседник, перед которым ломали комедию – не жилец на этомсвете... Это вариант? Вариант. Когда неизвестные профессионалы, которых такникому пока что не удалось не только уличить, но и увидеть хотя бы, начинают вы б и в а т ь второстепенные фигуры, вовсе даже не заслуживающие такогомастерства, поневоле закрадывается подозрение, что главной целью как раз идолжен стать господин Гвоздь... Стоп, стоп. Почему же его не положили сразу?Столь умелые и хваткие ребята, пожалуй, могли бы это провернуть, неразмениваясь на слонов и пешек. Самый простой вариант – снайпер на поросшемлесом склоне. В п о м е с т ь е этувозможность совершенно не принимали в расчет, так что шансы были... Нет, нескладывается что-то. Не хватает деталек в головоломке...»

А вот с д р у г о й головоломкой, очень похоже, что-тоначинает проясняться. Точнее, сужается круг подозреваемых. Едва Гвоздь вздумалприхвастнуть своей осведомленностью и вслух упомянул про операцию «Меконг»,с л е д о ч е к потянулся не к конкретнойличности, но в конкретном направлении.

Кто бы ни запродал Мазура с потрохами хозяину здешнегоШервудского леса, тварь эта не имеет отношения к спецназу, это ч у ж о й. Хотяон, несомненно, носит погоны. Ах, как прав был покойный адмирал Марев, Лавриковучитель, и каким рецидивом старых времен, каким перестраховщиком он нам,молодым, казался. А вот поди ж ты, заложенные им мины исправно срабатывалиспустя много лет после смерти конструктора...

Не было никакой операции «Меконг», была операция «Альтаир».Это для штабных, паркетных, для к а б и н е т ч и к о в «Альтаир» был залегендированкак «Меконг» – у непосвященных и с помощью такого названия, и с помощьюсопутствующего вранья усиленно создавали впечатление, будто «морские дьяволы»тогда работали где-то в Индокитае. А на самом деле все развернулось чуточкуюжнее – но операция была так важна и секретна, с таких верхов шли приказы иразносы, что многое по устоявшейся системе секретили от своих не хуже, чем отчужих. И правы были, как выяснилось. Если человек знает, что Мазуркогда-то усердно резал азиатов в их же родных местах, но при этом именуетдавнюю операцию не «Альтаиром», а «Меконгом», то это означает четкий след...

– Ну, с богом, ребятишки, – напутствовалГвоздь. – Не наглейте и не нарывайтесь особо, но суку эту мнепредоставьте...

Черный «мерседес», чьи номера никак не выдавали егопринадлежность к известной фирме, поскольку были украшены совершенно случайнымнабором цифр, плавно затормозил неподалеку от входа, и Мазур с осетинскимчеловеком Гигой вылезли из него с должной вальяжностью.

Когда-то здесь помещалось самое прозаическое заводскоеобщежитие – но с тех пор утекло много и воды, и денежек. Четырехэтажка безединого балкона была заново отделана снаружи и особенно внутри. Три верхнихэтажа погружены во мрак, лишь кое-где слабо горят зеленые и желтые светильники– а вот первый этаж, он же ресторан, залит светом со всей возможной роскошью.Над входом – надпись из неоновых трубок «Жемчужина Китая», буквицы стилизованыпод иероглифы, насколько это удалось дизайнеру, а возле стеклянных дверейпредупредительно вытянулся швейцар в белом смокинге, самого что ни на естьвосточногооблика.

Распахивая перед ними дверь, фуфлыжный китаец – ну, этот-то,несомненно, домашнего розлива, кто стал бы искать для столь прозаической службыистинного жителя Поднебесной?! – внятно и с подобострастной улыбкойпроизнес что-то абсолютно непонятное. То ли приветствие, дотошно разысканноехватким интеллигентом в словарях, то ли откровенную абракадабру, в которойевропейские люди все равно не разберутся.

Едва они вошли в обширный вестибюль с расписанными драконамистенами и затейливыми розовыми фонариками под потолком, к ним шустро и бесшумнокинулся второй азиат, на сей раз в черном смокинге, всем своим видом выражаянесказанную радость от того, что белые господа посетили именно его заведение,низехонько поклонился и, мастерски коверкая язык, пропел:

– Коспода сакасали столик в лестолане или зелаютнавестить клуб?

Они молча подали прохвосту здешние пропуска – квадратныебирки из пластмассы под слоновую кость с загадочными черными иероглифами ицифирками. Поскольку бордель был, модно выражаясь, эксклюзивным, то сюда, какинструктировал Гвоздь, с улицы не попадали – нужно было по какой-то хитройсистеме предварительного заказа получить эти самые бирки.

Зато с ними, судя по реакции метрдотеля, гости вмигстановились долгожданными, уважаемыми и где-то даже почтенными. «Китаец»,расплываясь в холуйской улыбке, то и дело забегая вперед, делая обеими рукамигалантные пассы (быть может, он искренне полагал, что так и выглядит хваленаякитайская вежливость), повел их мимо шумного ресторанного зала куда-то вбоковой проход, тускловато освещенный, кое-где украшенный высокими деревяннымистатуями то ли неизвестных богов, то ли просто полуголых и пьяных даосскихмонахов – с голыми пупами и широкими улыбками, скупо драпированными во что-товроде мантий.