— Господи! — перекрестилась какая-то женщина. — Какой ужас!

— Люди попадают в наше отделение, когда врачи уже ничем не могут им помочь. Там они заканчивают свое последнее лечение… и жизнь. К чему я веду? А вот к чему. У вас остаются цветы со сломанными стебельками, примятые, подсохшие. Вы выбрасываете их в урны или оставляете прямо здесь, под ногами, и прохожие топчутся по ним. А ведь сломанный стебелек можно укоротить и поставить цветок в стакан с водой у постели больного. Возможно, последним, что будет видеть умирающий человек, окажется именно ваш цветок, который вы все равно выбросите. Поэтому я и обращаюсь к вам с просьбой. — Даша вдруг заметила, что голос ее звучит громко и уверенно, что она не краснеет и глупо не моргает, и продолжила: — Оставляйте эти цветы, не выбрасывайте. Я буду приходить в назначенное время, забирать их, приводить в порядок и разносить по палатам.

Женщина протянула Даше гвоздики:

— Пусть Господь поможет им в последнюю минуту!

— Спасибо вам за великодушие, — ответила Даша и приняла букет.

— Возьми и у меня, дочка, — сказала соседка женщины, отбирая розы из ведра.

— И у меня.

— И я дам немножко.

— У меня есть орхидеи.

Люди предлагали и предлагали, и вскоре Даша уже стояла с охапкой цветов в руках. Ей помогли завернуть их в бумагу, пряча от мороза, и договорились, что Даше лучше приходить сюда в понедельник утром.

— Если не распродадимся за выходные, — объяснили продавцы, — то по понедельникам их остается много.

Она поблагодарила и помчалась в отделение.

В кабинете Маргариты Ильиничны Даша, сияя от счастья, выложила цветы на стол. Они вместе рассортировали их, обрезали сломанные и подсохшие стебельки и листья.

— Получилось очень даже неплохо! — радовалась Даша.

— Теперь надо распределить их по палатам, — сказала Маргарита Ильинична. — Чтобы всем хватило.

— В мужские отложим гвоздики, а все остальное — женщинам.

Они долго делили цветы на маленькие букетики. Тем, кто моложе, оставляли цветы нежных оттенков. Иногда попадались даже нераскрывшиеся бутоны, кокетливо тянувшиеся вверх. Женщинам и старушкам достались розы красного и розового цвета. Пересчитав еще раз букетики, разложенные по всему кабинету, Маргарита Ильинична достала поднос, и они сложили на него цветы.

— Неси, — улыбнулась, подбадривая Дашу, заведующая отделением. — Сегодня у наших будет праздник.

Маргарита Ильинична редко говорила «пациенты» или «больные». Чаще всего она употребляла слова «наши» и «мои», вкладывая в них нежность, заботу и часть своей души. Так обычно говорят в семьях: «наши мужики» и «мои девочки».

В этот день даже те больные, которые по нескольку дней лежали с отрешенным видом, закрытыми глазами и крепко сжатыми от бесконечной боли зубами, хоть на некоторое время переставали стонать и забывали обо всем, увидев среди лютой зимы это чудо — живые цветы. Их глаза оживали и загорались, как прежде, в нормальной жизни, еще до болезни. В глазах этих людей, измученных и усталых, вспыхивали радость и восхищение, когда Даша опускала букетики в стаканы, баночки с водой и ставила на тумбочки у изголовья.

— Так будет каждый понедельник, — говорила в каждой палате Даша. — Так что по понедельникам готовьте баночки и свежую водичку.

Илоне Даша принесла нежную, как сама весна, орхидею. Она осторожно опустила цветок с коротким стебельком в низкий стаканчик с водой, и орхидея, вздрогнув, замерла в полудреме.

Выразительные карие глаза Илоны распахнулись в изумлении, рот приоткрылся, и она замерла с ангельской улыбкой на лице, очарованная красотой и нежностью орхидеи.

— Какая прелесть! — прошептала Илона, не в силах оторвать взгляд от цветка, и на ее бледном лице вспыхнул легкий румянец.

— Нравится? — улыбнулась Даша.

— Я не видела цветка прекраснее.

— Разве тебе юноши не дарили цветы? — спросила Даша.

— Дарили. Охапки дорогих цветов, укутанных в фольгу со всевозможными бантиками. Но такого… Нет, это самый лучший цветок в моей жизни.

— В следующий понедельник я принесу еще, — сказала Даша. — Правда, не знаю, будет это орхидея или какой-то другой цветок.

— Я не смогу выбросить этот — рука не поднимется.

— Но ведь он завянет.

— Я засушу его на память. В книжке. Мы с девчонками в четвертом классе делали гербарий. Вы тоже засушивали растения?

— А как же! Мы со Светкой, — сказала Даша и тяжело вздохнула, вспомнив о бывшей подруге, — собрали, наверное, все листья в саду и засунули в книжку. Книгу расперло, и она никак не хотела закрываться. Тогда мы с подругой приподняли ножку кровати, на которой спали мои родители, и подсунули под нее книгу. Пришлось отцу ночью включать свет и смотреть, почему их кровать так шатается.

Илона рассмеялась, и Даша подумала, что давно не слышала ее звонкого смеха.

— Даша, — проговорила Илона. — У меня к тебе огромная просьба.

— Какая?

— Возьми в тумбочке деньги и купи мне краску для волос.

— Хочешь покраситься?

— Хочу. Скоро весна, потеплеет — буду выходить на улицу.

— Какой цвет?

— Одну упаковку белого цвета, одну — синего, одну — фиолетового.

— ?!

— Да, да! Хочу быть не такой, как все. Три контрастных цвета.

— Ну ты даешь! Хорошо, я принесу краску, а на следующей неделе в среду придет парикмахер и сделает из твоей головы пасхальное яйцо, — засмеялась Даша.

— Нет. Я хочу, чтобы ты меня покрасила.

— Я? А я смогу?

— Сможешь. Я расскажу как.

— Если ты так хочешь…

— Очень хочу! — горячо ответила Илона.

На следующий день, когда голова Илоны уже пестрела «перьями» различных цветов, напоминая расцветку яркого попугая, к ней пришла мать. Даша впервые увидела эту эффектную, красивую брюнетку с идеальным маникюром на тонких ухоженных пальчиках и с профессиональным макияжем.

— Что ты с собой сделала?! — всплеснула руками мать Илоны. — На кого ты стала похожа?! Я сейчас же пришлю своего парикмахера. Пусть он приведет твою голову в порядок!

— Она у меня в полном порядке, — спокойно ответила Илона.

— Нет! Это не годится! Надо срочно что-то делать! И кого только они нанимают! Непрофессионалов, бездарей каких-то.

— Это я ее покрасила, — вмешалась Даша, — так захотела Илона.

— Мало ли что она захотела! — возмутилась женщина. — От людей стыдно!

— Это тебе должно быть стыдно! — внезапно взорвалась Илона. — А мне не стыдно! Мне наплевать, что скажут люди! Мне так нравится, понимаешь? Тебе не нравится, а мне нравится. Может у меня быть свое мнение? Или надо делать только так, как ты хочешь?