Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда после окончания панихиды Барсуковы проходили мимо, он низко опустил голову, чтобы его не узнали. Это был Лука. Он не смог усидеть в лагере, прослышав про страшное горе, постигшее его земляков.
Лука медленно шагал на кладбище в самом хвосте траурной процессии. Он уже не прятал своего состарившегося лица, так как перестал бояться быть узнанным. Он не притягивал к себе внимания земляков пустыми разговорами и обрадовался, не увидев мать и братьев среди участников похорон.
На крепостной площади перед кладбищем процессия остановилась. Лука подошёл ближе и прислушался к проповеди, которую затеял поп Серафим.
Высокий, длиннобородый, с раненой рукой на привязи Серафим вещал о загробном мире, пугая слушавших его сакмарцев неизбежным днём Страшного суда. Говорил так убедительно, словно сам побывал не один раз и в садах Эдема, и в кипящей смоле царства Сатаны.
Казаки и казачки зачарованно слушали разглагольствования попа, а Лука… Он отыскал глазами могилу, в которой похоронен вместо него несчастный прохожий, с мёртвого тела которого он снял когда-то одежду.
Присев у холмика, Лука провёл по нему ладонью и тяжело вздохнул. И в этот момент…
– Жених мой тама покоится, – прозвучал над головой чистый девичий голос. – Помолись за него, дедушка. Он хорошим казаком был!
Глава 18
Закованный в кандалы, запертый в тёмном подполе Архип был предоставлен самому себе, своим обманутым надеждам, своим тревогам и опасениям. Он страдал, тяжело переживая своё заточение.
Проходил день за днём, и занятый осадой Оренбурга Пугачёв, казалось, забыл о пленнике, которому вынес смертный приговор. О том, что о нём всё же изредка вспоминают, давал понять охранник, раз в день опускающий кувшин с водой и краюху хлеба.
Мыслями Архип был далеко от своей темницы. Он видел перед собой доброе лицо Мариулы, видел Амину, красивую и живую. А ещё он видел Анию, как она страдает и мучается. Видел он ещё Чертовку и её гадкого слугу…
Сердце казака болезненно сжималось, когда он представлял себе казаков из умёта, брошенных им и несчастных, и вызывал из глубины памяти картины прошлого – жизнь в усадьбе графа Михаила Артемьева, скитания в поисках отца…
Архип хмурил брови и невольно сжимал кулаки, припоминая слова самозваного царя, так легко приговорившего его к смерти. Он просил о своём спасении Бога, но… В глубине души он надеялся, что хоть Лука навестит его в темнице с радостной вестью. Однако и тот не приходил. Ожидания были напрасны, и Архип даже чувствовал обиду. Но, может быть, Луку к нему не пускали?
Что сулил ему завтрашний день? Ответ на этот вопрос, наверное, мог дать один лишь Пугачёв. Архип не хотел умирать. Да и за что? Он ни в чём не виноват!
Неизвестность больше всего мучила его. Отсидка в полной темноте, борьба надежды и отчаяние… За ним никто не приходил, а это переполняло чашу терпения. Как жесток самозваный «царь»! К чему эта пытка? Но никто не отвечал Архипу, никто не обращал на него внимания…
Всю бессонную ночь Архип размышлял о том, будет ли он прощён или казнён. А с наступлением утра тюремщик открыл крышку подпола:
– Вылезай, браток, наружу. Видать, отмаялся ты уже, сердешный.
– Ты думаешь, меня повесят? – ухмыльнулся Архип, выбираясь из своей темницы.
– Это не моё дело, – пожал плечами охранник. – Только вот ампиратор нынче как с цепи сорвался. Казакам давеча у Менового двора бока поднамяли. Вот и осерчал государь. Так что прощавай, молодец. Едва ли ампиратор тебя помилует!
* * *
Последнюю ночь перед казнью Нага и Жаклин провели в полном смятении. Их тоже заперли в подпол и не тревожили. Жаклин несколько раз подзывала охранника и просила встречу с «государем», но тот лишь отмахивался и отходил со словами:
– Не торопись помирать, краля. Всему своё время!
Нага и Жаклин, сидели на земляном полу друг перед другом в полной темноте. Руки и ноги негодяя были скованы цепями, а вот Жаклин была свободна от тяжёлых кандалов.
– Неделя уже прошла, а мы всё ещё здесь, – процедил сквозь зубы озлобленно Нага. – Ты не знаешь, Чертовка, почему? Где твой хитроумный план, который, как ты уверяла, вернёт нам свободу?
Жаклин нервно хмыкнула.
– Время ещё не пришло, – ответила она неопределённо. – Как только я увижу Пугачёва…
Нага промолчал.
– Я верю, что получится, – после недолгой паузы продолжила Жаклин. – Мне бы только сказать парочку слов этому выродку.
– Ты что, очаровать самозванца собралась? – ядовито пошутил Нага.
Жаклин покачала головой и сжала ладонями виски.
– То, что я задумала, тебя не касается.
– Интересно знать почему?
– Потому что я так хочу!
Когда Жаклин замолчала, Нага встряхнул головой, словно очнувшись от дум, и сказал:
– А я почему-то уверен, что смерть минует меня!
– С моей помощью, – зло прошептала Жаклин.
– А хоть бы и так. Главное выжить, а с чьей помощью – не важно!
– Может быть, ты задумал откупиться? Чтобы спасти наши жизни, ты отдашь Пугачёву своё золото?
– Ни за что! Даже с петлёй на шее под виселицей не отдам! Если даже мне придётся умереть, пускай золото так и останется в земле бесхозным!
Оба замолчали. Невесёлым было соседство Наги и Жаклин в тёмном и тесном подполе, но оно всё же несло им небольшое утешение в общении. В отличие от Архипа, мучительно размышляющего в одиночестве, они хоть как-то поддерживали друг друга разговорами и крепнущей надеждой на свободу.
О смерти они старались не говорить, но каждый из них и днём и ночью по многу раз задавал себе вопрос: помилует их Пугачёв или же нет?
Эту ночь Нага и Жаклин провели без сна. Плохое предчувствие терзало обоих. Привалившись спиною к стене, Нага унёсся мыслями куда-то далеко из мрачного подпола. А Жаклин молилась…
Она обращалась к Богу, шепча все известные ей молитвы, но мучительные думы порою уводили её от общения с небесами, и она умолкала. Жаклин думала о себе и о своей страсти к Архипу, вспоминала свою прошлую жизнь. Она утешала себя гадкой мыслью, что, быть может, Архипа ожидают муки гораздо больше, чем её собственные. Ради него она погубила свою