бриджах. Не рассердится ли муж? Но затем он прижался к ней своим мужским естеством, и она ощутила…

Изумление.

Просто потрясающе, даже лучше, чем когда она сама себя трогала. Неужели это всегда так приятно? Наверное, нет. Должно быть, дело в нем, в ее муже, и Люси возблагодарила небо, что вышла за такого человека. Он снова прижался, на этот раз плавно, и она охнула.

— Прости. — Саймон, прервав поцелуи, отстранился и посмотрел на нее. Лицо его было напряженным и совершенно серьезным.

Он просунул руку между их тел, и Люси поняла, что муж, видимо, решил высвободиться из бриджей. Она склонила голову набок, чтобы посмотреть, но он уже снова лег сверху.

— Прости, — повторил Саймон отрывисто. — Я все исправлю, обещаю. Только… — что-то уперлось в нее, — позже. Ах. — Он зажмурился, будто от боли.

А затем вторгся в ее тело. Протискиваясь толчками. Обжигая.

Люси застыла.

— Прости.

Она прикусила щеку, стараясь сдержать слезы. И все же извинение показалось ей до странного трогательным.

— Прости, — повторил Саймон.

Что-то явственно порвалось, Люси резко втянула воздух, но не издала ни звука.

Саймон открыл глаза. В них отражалась боль и дикое желание.

— Боже, милая. Обещаю, в следующий раз будет лучше. — Он нежно поцеловал ее в уголок губ. — Даю слово.

Люси сосредоточилась на дыхании и понадеялась, что вскоре муж закончит. Ей не хотелось ранить его чувства, но процесс более не приносил ей удовольствия.

Саймон приоткрыл рот и лизнул ее нижнюю губу:

— Прости.

Он снова просунул между ними руку и принялся легко ласкать Люси там, где их тела соединялись. Она напряглась, безотчетно ожидая боли, но неожиданно стало приятно. А далее и того лучше. По телу, поднимаясь изнутри, разлился жар. Постепенно она расслабилась и уже не выгибалась напряженной дугой, в которой застыла с самого момента проникновения.

— Прости, — низким голосом протянул Саймон.

Его большой палец потирал ее плоть. Люси закрыла глаза и вздохнула. Он обвел клитор пальцем.

— Прости.

Саймон медленно задвигался, плавно скользя в лоне. Было почти… хорошо.

— Прости. — Он проник языком к ней в рот, и Люси принялась его посасывать.

Чтобы мужу было удобнее, она шире развела ноги. Тот бессвязно что-то простонал, и внезапно все вновь стало прекрасно. Призывая ласкать сильнее, Люси выгнулась навстречу его руке и впилась пальцами в крепкие плечи. В ответ Саймон задвигался быстрее. Он оторвался от ее губ, и Люси увидела его серебряные глаза, умоляющие и в то же время требовательные. Она улыбнулась, обвивая ногами его бедра. Глаза Саймона расширились, и он застонал. Затем веки его с трепетом сомкнулись. Он изогнулся назад — жилы на руках и шее вздулись, словно в рывке к невидимой цели, — вскрикнул и тяжело упал на Люси. И она смотрела на него, этого крепкого, красноречивого мужчину, теперь бессильного и безмолвного от наслаждения. Наслаждения, каковое подарило ее тело. Подарила она.

Саймон скатился и рухнул рядом с ней. Грудь его тяжело вздымалась, глаза были закрыты. Он лежал так, пока не выровнялось дыхание. Затем, когда Люси уже подумала, что муж уснул, он притянул ее к себе.

— Прости. — Слово прозвучало так невнятно, что она и не разобрала бы, кабы Саймон не твердил его все это время.

— Шш. — Люси погладила влажный бок мужа и улыбнулась про себя. — Спи, любовь моя.

* * *

— Зачем вы меня сюда позвали? — Сэр Руперт с опаской оглядел парк.

Еще только-только светало, и воздух был холодным, что сердце дьявола. Вокруг же не наблюдалось ни души. Однако это не означало, что за Уолкером не следили или что какой-нибудь светский щеголь не вздумает проехаться верхом. Сэр Руперт на всякий случай пониже натянул шляпу.

— Нельзя ждать, пока он сделает следующий шаг. — Пар вырывался изо рта лорда Уолкера.

Он легко и уверенно держался в седле, словно вырос в нем. Собственно, так и оно было. Уже шесть поколений как Уолкеры считались главными охотниками в своих краях. А их конюшни славились вышедшими оттуда гунтерами. Вероятно, лорда усадили на лошадь раньше, чем пришло время учить его ходить, держа за помочи.

Сэр Руперт поерзал на своем мерине. Он-то овладел верховой ездой лишь в юношеском возрасте, что, безусловно, сказывалось. Добавьте сюда покалеченную ногу — и сразу поймете, как ему было чертовски неудобно.

— Что вы предлагаете?

— Убить его прежде, чем он убьет нас.

Сэр Руперт поморщился и снова огляделся. «Вот дурак». Если их подслушают, им по меньшей мере грозит шантаж. С другой стороны, если Уолкер решит это дело за него…

— Мы уже дважды пытались, и все зря.

— Попробуем в третий. Три — счастливое число. — Уолкер глупо таращился на него своими коровьими глазами. — Я не намерен ждать, пока мне свернут шею, точно петуху, и сварят в котелке на ужин.

Сэр Руперт вздохнул. Тонкая ситуация, однако. Насколько ему было известно, Саймон Иддесли по-прежнему не знал о его участии в заговоре. Скорее всего, виконт думает, что Уолкер — последний из заговорщиков. И если Саймон останется в неведении, если закончит свою неотвратимую кровавую месть на здоровяке, тем лучше. В конце концов, Уолкер не столь важная фигура в жизни сэра Руперта. Уж тосковать по нему он точно не станет. А нет Уолкера — нет и живой ниточки, которая связала бы его, сэра Руперта, имя с заговором, приведшим к смерти Итана Иддесли. Соблазнительная мысль. Можно будет уйти на покой — а Бог свидетель, ему пора, определенно пора.

Но если Уолкер откроет рот прежде, чем Иддесли до него доберется — или того хуже, когда Иддесли до него доберется, — все полетит к чертям. Ведь виконт, сам того не ведая, охотился именно за сэром Рупертом. Вот почему тот терпел мелодраматичность Уолкера и согласился на эту раннюю встречу в парке. Необходимо поддерживать в парне уверенность, что они заодно.

Рука сэра Руперта сама потянулась к карману жилета, где все еще лежало кольцо-печатка Иддесли. Давно следовало избавиться от улики. Уже дважды он едва не выбросил ее в воды Темзы, но каждый раз его что-то останавливало. Нелепость, конечно, но сэр Руперт воображал, будто кольцо дает ему власть над Иддесли.

— Он вчера женился.

— Что? — Сэр Руперт заставил себя сосредоточиться на беседе.

— Саймон Иддесли, — терпеливо повторил Уолкер, словно не он сам был тугодумом. — Женился на какой-то провинциальной девчонке. Ни денег, ни имени. Может, он сошел с ума?

— Не думаю. Иддесли — кто угодно, только не сумасшедший. — Сэр Руперт подавил желание помассировать бедро.

— Как скажете, — пожал печами Уолкер и достал табакерку. — В любом случае, она